Виктор Кузеванов в 90-е работал старшим научным сотрудником академического института СИФИБР СО РАН, затем директором Ботанического сада и доцентом биофака ИГУ, а также был на общественных началах депутатом Свердловского районного Совета народных депутатов.
— 90-е годы для меня и моей семьи не были ни худшими, ни лучшими. Они стали противоречивым периодом тяжелого неожиданного перехода в пространство новых обстоятельств, последствия которого ощущаются до сих пор. Попытаюсь с двух сторон описать то плохое и хорошее, чем в памяти отпечатались те «смутные времена».
Так случилось, что в разгар перестройки — на стыке 80-х и 90-х годов — меня неожиданно избрали депутатом Свердловского райсовета в качестве представителя Академгородка. Став руководителем экологической комиссии и членом президиума райсовета, мне пришлось глубоко погрузиться в неразрешимые экологические и социальные проблемы города, которые мы, неопытные депутаты, неистово бодаясь с чиновниками, пытались решать в свободное от основной работы время — по вечерам и выходным.
Наряду с этим продолжал, не снижая темпа, участвовать в актуальных научных исследованиях, проводимых в Академии наук и госуниверситете. В марте 1990 года я вернулся домой из командировки в жаркий Бомбей, где четыре месяца работал в Индийском ядерном исследовательском центре.
Меня встретил замерзающий и опустошенный Иркутск. Тогда я впервые тяжело ощутил безнадежность и невыносимые контрасты быстро изменившейся и разрушающейся страны.
Настоящим шоком для меня стал глубочайший раскол в элите нашего общества — в Академии наук СССР. Его я заметил, когда участвовал в Учредительном собрании по созданию Российской академии наук (РАН) 10 октября 1991 года в Москве. Был приглашен в качестве делегата с правом голоса от Сибирского института физиологии и биохимии растений (СИФИБР). Событие происходило за два месяца до официального распада Советского Союза.
Казалось, что наступает «конец света», прямо на глазах рушилась привычная картина мира и растворялись фундаментальные ценности, на которых нас воспитывали родители, школа, комсомол и университет. Я осознавал, что наступают неотвратимые катастрофические перемены, а сердце отказывалось принимать хаос этих ужасных мутаций.
Всюду были вседозволенность и бесконтрольность чиновников. Вошли в повседневную жизнь беззастенчивые захваты земли, переделы собственности. Полки в магазинах были пусты, инфляция привела к страшной дороговизне того, что осталось. Стали привычными «натуральный» бартерный обмен и выдача рабочим продуктов, производимых ими, вместо зарплаты.
Обнажились худшие качества, обман, подлость и предательство среди, казалось бы, хорошо знакомых людей. На страну обрушилось пьянство, наркомания, воровство, бандитские разборки со стрельбой и поножовщиной. В условиях нестерпимого безденежья разрушались судьбы, появились беззащитные и нищие старики, беспризорные дети попрошайничали на улицах, широко распространилась порнография.
Пытаясь защититься от воровства, люди массово стали навешивать металлические двери и решетки на окна. На улицах были грязь и мусор, исчезали деревья во дворах, вырубались пригородные леса.
Полным ходом началось удушение науки и системы образования, они были брошены на произвол судьбы. Многие ученые выехали за рубеж или вынуждены были пытаться стать предпринимателями, торговцами и «челноками». Самое тяжелое — это потеря некоторых друзей, которые просто спились и от своей пассивности рассыпались как личности.
В этот период мне пришлось более месяца провести в больнице с сотрясением мозга, полученного от криминального нападения. Однако милиция не предприняла никаких действий по удержанию и наказанию виновного, которого я сам задержал. Государство фактически на целое десятилетие самоустранилось от наведения должного порядка и укрепления законности как в отношении не только нуждавшихся стариков и детей, но и всего народа.
Мои родители, ветераны войны, никак не могли ни понять, ни принять происходящие изменения. Они, как и многие граждане страны, из-за более 1000%-ой инфляции полностью потеряли все свои сбережения, хранившиеся в Сберегательном банке, включая так называемые «гробовые» и «деньги на черный день».
90-е годы для них стали таким невообразимо долгим и болезненным «черным днем», поскольку мой отец к тому времени уже более 20 лет страдал от тяжелой болезни — левостороннего паралича, а нужные лекарства исчезли из аптек. Это ощущалось как фактическое предательство национальных интересов страны правителями и высшими чиновниками, олигархами. В таком черном цвете с современных позиций воспринимаются практически любые аспекты нашей жизни в те годы, повторения которых теперь никто категорически не хочет.
Можно сказать, что 90-е годы сделали нескольким поколениям страны важную «прививку страха». По аналогии с «прививкой страха 1937 года и вообще 1930-х», на всю жизнь оставшихся глубоко в памяти наших родителей.
Однако было и кое-что вполне позитивное, которое во многом начало робко обозначаться лишь в последующие 2000-е годы и особенно проявляется сейчас. Люди находили в себе силы противостоять разрушительным тенденциям времени.
Например, мои мама и папа показали нам и всем родным примеры стойкости и терпения, будучи ветеранами по-настоящему воевавшими, пережившими саму войну, претерпевшими страхи предвоенных и тяготы послевоенных годов, голодные 1932-1933 годы.
Отец был настоящим военным коммунистом и категорически осуждал ельцинские поступки и «закидоны», гримасы дикого капитализма в стране. Мы с ним часто обсуждали информацию, которую жадно черпали из выписываемых в то время любимых газет: «Аргументы и факты», «Восточно-Сибирская правда», «Комсомольская правда», «Советская молодежь».
В эти годы безденежья пришлось перейти на строгий учет домашних ресурсов и продуктов и на сбор дачных плодов и природных даров — ягод и грибов. Жена вела специальный дневник расходов, который показывает, что наша семья с двумя детьми перешла на строгое рационирование питания.
Мы не могли позволить себе должное количество фруктов, овощей и мяса. Фрукты и овощи с рынка оказывались недостижимо дорогими. В питании преобладали хлеб, картошка, каши, из фруктов — по одному яблоку на члена семьи в неделю, из мяса — в среднем, 37 граммов куриных «ножек Буша» в день. Конечно же, в летне-осенний сезон нас выручала дачная зелень и ягоды/грибы в лесу.
Консервирование ягод, овощей и заготовки круп, муки и сахара мешками на зиму стали массовым явлением, иначе нельзя было бы выжить. Из-за дефицита продуктов поход в гости со своим подарком в виде мешочка 0,5 килограмма сахара или гречки стал считаться хорошим тоном.
Наши две юные дочери срочно научились шить себе одежду, готовить разные блюда, проявлять изобретательность, ежедневно выпекая из муки блины, оладьи, пироги. Мы ими гордились, понимая важность этих навыков для выживания в условиях тотального дефицита.
На 90-е годы у нас с женой Еленой Николаевной пришелся так называемый «возраст настоящего развития профессионалов» (35-45 лет), поскольку солидное советское образование и обретенные научные степени открывали новые возможности. Почти одновременно мы поменяли места работы.
Из Академии наук я был приглашен на должность директора в Ботанический сад ИГУ, чтобы спасти его от «загибания» и растаскивания земли многочисленными желающими.
Хотел бы отметить, что именно в ответ на вызовы 90-х годов фактически появились уникальные возможности, которые заставили тогда сосредоточиться и дать Ботсаду «волшебный пинок». Из малоизвестного провинциального слабого сада удалось сделать хорошо известный и авторитетный как в России, так и за рубежом.
Именно в 90-е годы мне посчастливилось побывать и изучить свыше 200 ботанических садов более чем в 30 странах. Я обучался основам менеджмента в ведущих вузах мира, читал лекции по экологии, ботанике, биотехнологии студентам у нас в Иркутске и за рубежом — в Индии, Китае, Великобритании, Германии, США.
Открылись новые возможности узнавать мир в поездках по стране и за рубежом, осваивать Интернет и электронную почту с помощью телефонного модема со скоростью передачи информации 1-10 Кб в секунду. В этот период сложились и укрепились связи с достойными активными и предприимчивыми людьми: учеными, педагогами, чиновниками-экологами, многие из которых стали друзьями и надежными коллегами.
Мне думается, что цена «смутных времен» оказалась слишком высока из-за известных фигур, которые, вместо созидания в стране, публично провозглашали неразумную цель «полного разрушения основ». Кажется, мы сумели пройти по самому краю бездны.
Очень надеюсь, что сейчас, на новом этапе ожидаемых глобальных изменений, на переходе к «шестому технологическому укладу», просвещенные руководители государства и предприятий не должны больше повторять фатальные ошибки, а смогут встать в мудрую позицию «созидания страны и сбережения народа». Для этого есть все необходимые возможности и ресурсы!
В ближайшее время IRK.ru продолжит публикацию материалов про жизнь в 90-е годы.
Алина Вовчек, IRK.ru
Фотографии из личного архива Виктора Кузеванова
Алина Вовчек, IRK.ru
Прекрасный период был!!! 90-е не хуже любых других периодов страны.