Бодрит активный патриотизм романа Владимира Мединского «Стена». Как, оказывается, у нас было: «Ах, улицы московские! До чего же вы широки! В два, а то и в три ряда шире, чем в европейских столицах»; Смоленская крепость – «не только лучшая в России, но и в Европе тоже»; русские пушкари – «самые искусные в Европе», «наша-то икра лучшая в мире», «и меха наши лучшие в мире», «и крестьяне наши пограмотнее ихних», а «ихние налоги куда как выше, чем наши подати».
Министр культуры Российской Федерации Владимир Ростиславович Мединский – профессор МГИМО, член Союза писателей России, доктор политических и исторических наук, председатель Российского военно-исторического общества. Темой его докторской диссертации по истории «Проблемы объективности в освещении российской истории второй половины XV – XVII века» являлась оценка записок европейских путешественников о Русском государстве, которые Мединский считает недостоверным источником, так как, по его мнению, авторы «сознательно фальсифицировали действительность из враждебности к России». В диссертации Мединский рекомендует разработать «…новую научно обоснованную концепцию проблем поиска объективности в освещении российской истории…»
В 2012 году опубликовано первое художественное произведение Мединского – роман «Стена». Естественно, роман – исторический. Он посвящен событиям вокруг обороны Смоленска на протяжении двадцати месяцев в начале XVII века.
«В „Стене“ задача военно-патриотического детектива – угадай предателя – решена профессионально. Никогда не угадаешь, пока не дочитаешь до конца. От книги не оторваться… Как и полагается в классном детективе, эта интрига не ограничивается смоленским местом действия: она раскручивается в международном масштабе, затрагивает тайные могущественные секты, взлетает к помыслам Папы Римского и таинственному флоту крестоносцев, опускается в подвалы, набитые не только порохом, но и золотом, – все будоражит воображение… Книга Владимира Мединского рассчитана на двойной читательский интерес. Историческая точность вызывает желание узнать больше о тех смутных, но ярких временах, о его героях эллинского масштаба» (Виктор Ерофеев).
Роман был тепло встречен критикой: «Владимир Мединский искусно плетет интригу и преподносит хорошее чтиво для поклонников исторического детектива и того незаслуженно ставшего немодным жанра, который известен как роман „плаща и шпаги“».
У книги полно недоброжелателей. Взгляды Мединского на историю называют «весьма специфическими». Говорится о "подмене истории китчем и создании «розовых мифов», которыми Мединский, по их мнению, заменяет «черные мифы» в намерении «воспитать народ». Непростой вопрос: нужна ли история «для народа»? Как показывает практика патриотического воспитания – а как же иначе? Нельзя же школьнику разложить все нюансы исторических хитросплетений. Он запутается и не сможет занять в жизни определенную позицию. Но, с другой стороны… ну и так далее…
«История – страна мертвых. Из нее, как из загробного царства, нет верной дороги назад, в пестрое жизненное пространство, где случай спорит с закономерностью, зло прикидывается добром. История умертвляет события и героев невозможностью воссоздать истину в полном объеме, сказать собирательную, объединяющую всех правду». То есть, всё – относительно, всё-всё…
Но мы не оцениваем правильность подхода к историческим фактам, мы оцениваем книгу. Мединский – «…автор с парадоксальным, не бесспорным, но всегда любопытным взглядом. Мы прекрасно понимаем, что история – вещь субъективная. Главное для меня, чтобы она была пропитана любовью к Родине» (В. М. Лавров).
Интересно было бы, если бы читатели отвергали книгу, прочитав аннотацию ученых мужей с указанием на неточности. Или, например, исследование дотошного жителя Смоленска, который насчитал десять несоответствий действительности в тексте. Всем бы простил, но этому автору – ни за что!
«Книга рассчитана на круг читателей, не обремененных глубокими знаниями по истории, тем не менее интересующихся историей России. Читается легко, сюжет увлекает».
«Из современной литературы по форме книга похожа на акунинские сюжеты о России („Алтын-толобас“, „Внеклассное чтение“). Но если Акунин исторические события использует вольным образом в качестве декорации, то Мединский аккуратно, точно и подробно восстанавливает исторические события и дух времени, которые в его книге занимают важное место. Кроме того, книга написана с большой любовью к России, ее истории, культуре и достижениям наших предков. И при этом читается книга на одном дыхании».
«Это произведение для всех, кто любит хорошую интересную книгу. Это серьёзное чтение, с другой – роман легок и интересен для восприятия. Так что советовать „Стену“ можно и подросткам, и взрослым людям». Прочитайте книгу и определитесь.
Отрывок из книги о начале штурма Смоленска войском Сигизмунда:
«Еще до захода солнца пошел дождь. В тяжелых тучах не было ни единого просвета, и все кругом сделалось черно. Крепость погрузилась во тьму. Ни огонька, ни вспышки. Ни звука. Все замолчало, лишь струи хлещущей по отводным желобам воды своим шелестом нарушали тишину. В предыдущие ночи на башнях горели факелы, и их отсутствие именно сегодня почему-то произвело крайне неприятное впечатление на полковника Людвига Вейера. Он выступил во главе целого небольшого отряда, куда отобрал добровольцев. В таком опасном предприятии он, кажется, не участвовал еще с лейтенантских времен. Через каждые сто шагов от его отряда отделялись двое солдат, совершали перебежку, осматривались, показывали, что можно двигаться дальше, – и оставались охранять путь к отступлению. Они были отлично выучены, его солдаты. Так отряд постепенно приближался к воротам. На всем пути к шуму дождя присоединялась надоедливая ночная птица: „Пьюти-фьють, фьють, фьють, фьють“. Немцев осталось только четверо, а до башни над воротами, почти и не угадывавшейся впереди, было как раз два броска. Наконец полковник забрал тяжелую сумку с петардами и вдвоем с горнистом сделал последний рывок. „Пьюти-фьють, фьють“.
– Господин Вейер, это не птица, – прошептал ему горнист. Тут в небольшом проеме в крепостной стене мелькнул свет. Осветилась одна из бойниц подошвенного боя.
– Хайнц, назад! – успел крикнуть Вейер.
Но горнист вдруг на глазах своего командира буквально провалился под землю. Солдат отчаянно пытался хоть за что-нибудь ухватиться, но опоры не нашлось, и как будто невидимые руки втянули его в преисподнюю. И – тишина. Бросив наземь мешок с петардами, немец одновременно выхватил саблю и пистолет. Попятившись, он развернулся и успел сделать шесть-семь шагов, прежде чем обе его ноги ухватили с двух сторон и дернули вниз невидимые руки. Он наугад ткнул саблей. И, наверное, попал – кто-то вскрикнул, и одна из двух пар державших его рук соскользнула с мокрого кожаного сапога. Второй из затаившихся в подземной засаде бойцов не удержал в одиночку свою добычу. Немец резко выдернул ногу из крепко схваченного сапога и уже бегом кинулся к своим – наполовину босой.
– У-у-у, нехристь! Скользкий, как уж! – полетело ему вслед напутствие из-под земли, но Вейер не мог его понять…
При своем отступлении он не встретил ни одного оставленного на посту солдата…»
