Я думаю, что отношение к творчеству Михаила Шишкина очень сильно зависит от личности читающего. Умение через детали, подробности, ассоциации понять время и место действия, узнать героев вызывает восторг единодушия и единомыслия с человеком-писателем. Чтение как расшифровка потока сознания любителем интеллектуальных головоломок. Натренированный мозг уже отторгает простоту изложения, считает себя обманутым. «Текст течет как вода, такое удовольствие от чтения, такие рассуждения, аж мурашки…»
Массовый читатель, очень даже не глупый, скажет так:
«Читаю и не понимаю, что вообще происходит. К чему эти свистопляски со смешением истории с современностью, присыпанные литературой средних веков, тщательно перемешать, но не взбалтывать - похоже, это фирменный стиль автора. Главное преодолеть традиционные сто страниц, станет проще. Зато пишет красиво, где-то грубовато, где-то мерзковато, мне понравились некоторые предложения-загогулины из слов, хоть и читается это довольно медленно, вникнуть, разобраться с каждым предложением».
«Несомненно, литературный дар очевиден. Яркие, нестандартные образы и речевые обороты… Однако, градус парадоксальности мышления зашкаливает, количество ассоциаций, которые врываются в бессвязный и не обремененный логикой текст, превышает возможности восприятия обычного среднестатистического читателя… Невольно возникает вопрос: здоров ли автор?»
Или еще так: «Я подолгу и горячо спорил с хулителями романа, доказывая, как мне тогда казалось, его огромную значимость для современной русской литературы. Но вот прошло четыре года, и я вдруг с ужасом понял, что не помню о чём книга. Странное дело, помню содержания прочитанных мною книг и десять, и пятнадцать, и двадцать лет тому назад, и даже тех книг, которые не только помнить, но и читать не следовало бы, но в отношении „Венериного волоса“ как отрезало - ничего не помню: ни сюжета, ни героев, ни место действия. Хороший писатель, замечательная книга, вот собственно и всё, что я мог сказать о романе… Словно мираж, растворились в памяти завитки языковых плетений, и оказалось, что за всем этим великолепием пустота. Чёрная дыра. Завитки вокруг пустоты -слова Блока о модернистах.»
Герой-рассказчик романа «Венерин волос» служит переводчиком в миграционной службе. Бесконечные истории беженцев, просящих политического убежища, переплетаются, прорастают друг в друга, раздражают, бесят.
«Интервью начинаются в восемь утра. Все еще сонные, помятые, угрюмые - и служащие, и переводчики, и полицейские, и беженцы. Вернее, беженцем еще нужно стать. А пока они только GS. Здесь так называют этих людей. Gesuchsteller. Лицо, подавшее заявление о предоставлении убежища… И каждый хочет что-то объяснить. Надеется, что его выслушают. А тут мы с Петром. Я перевожу вопросы и ответы, а Петр записывает, кивает головой, мол, ну-ну, так я вам и поверил. Он никому не верит…»
Параллельно с собеседованием толмач бессвязно думает о своем. Все это как бы пишется на мысленный диктофон. Некоторые рассказы и соображения задевают. Каждого читателя трогает своя тема. Текст – бездонный колодец тем и эмоций. Например, ночной кошмар - ощущение школьного страха:
«Почему-то вспомнилось, как Галина Петровна водила нас на экскурсию в Останкино, в музей творчества крепостных. Был еще сентябрь, но выпал первый снег, и Аполлон Бельведерский стоял посреди круглого заснеженного газона. Мы стали обстреливать его снежками. Все хотели попасть туда, где листик, но ни у кого не получалось, а потом Гальпетра на нас накричала, и мы пошли на экскурсию в музей. Помню эхо в холодных темных залах, увешанных почерневшими от времени картинами. По навощенному паркету плавали отражения окон, как льдины. Мы скользили, будто на катке, в огромных войлочных тапках, надетых прямо на ботинки, и наступали друг другу на пятки, чтобы идущий впереди упал. Гальпетра шикала на нас и раздавала подзатыльники. Как сейчас вижу ее с темными усиками по краям рта, в шерстяном фиолетовом костюмчике, на голове белая вязаная шапочка из мохера, зимние сапоги с полурасстегнутой молнией, чтобы ноги не очень прели, на сапогах музейные тапки, похожие на какие-то лапландские снегоступы. Из рассказов экскурсовода запомнилось, что если крепостные балерины в театре плохо танцевали, то их, задрав юбку, пороли на конюшне - наверно, запомнилось именно из-за этого: задрав юбку. И еще помню, как нам показывали гром: если по ходу действия нужно было изобразить грозу, то в огромную деревянную трубу сверху сыпали горох. Этот аттракцион входил в экскурсию, и некто невидимый сверху высыпал в трубу пачку гороха. Но главным образом та экскурсия запомнилась тем, как кто-то мне шепнул, что наша Гальпетра - беременна. Это настолько показалось мне тогда невозможным, непредставимым, чтобы наша не имеющая возраста усатая классная могла забеременеть, ведь для этого нужно, чтобы произошло то, что происходит между мужчиной и женщиной - женщиной, а не нашей Гальпетрой! Я вглядывался в живот старой девы, истово боровшейся в школе с тушью для ресниц и тенями для век, и ничего не замечал - Гальпетра была такая же толстая, как всегда. Я не хотел, никак не мог в это поверить, ведь непорочного зачатия не бывает, но меня убедили слова: „Уже вся школа знает, что она идет в декрет“. И вот мы стояли и слушали, как горох превращается в раскаты далекого грома, в Гальпетре что-то необъяснимо росло, а в окне за снегопадом было видно здание Останкинского телецентра, и по снегу шел к нему Аполлон Бельведерский, не оставляя после себя следов».
А вот этот отзыв можете заучить наизусть: «Из протоплазмы слов рождаются текстуальные ядра, которые будут обрастать смысловыми слоями, создавая упорядоченную систему. Опытный интерпретатор выделяет из совокупного сейсмического сигнала наиболее чётко коррелируемые по фазе горизонты. Из обрывков диалогов, где-то услышанных, где-то прочитанных сюжетных единиц вырисовывается замысел. Бесконечные вопросы, касающиеся множества вещей на протяжении сменяющих друг друга эпох и времен, задает и отвечает на них автор».
Михаил Павлович Шишкин родился в 1961 году в Москве. Окончил романо-германский факультет МГПИ. Работал в журнале «Ровесник», преподавал иностранный язык в школе. Дебютировал как прозаик в журнале «Знамя» с рассказом «Урок каллиграфии» (1993). Он проявил себя как один из самых талантливых авторов российской литературы. За роман «Венерин волос» Михаил Шишкин получил премию «Национальный бестселлер» (2005). В 2011 году роман «Письмовник» получил премию «Большая книга». Женился на швейцарке и с 1995 г. живёт в Швейцарии, в Цюрихе.
Его роман «Взятие Измаила» высоко оценен критикой и назван лучшим, сильнейшим романом на русском языке. Так же восторженно отнеслась критика к роману «Венерин волос». Писательница Майя Кучерская убеждена: «Перед нами – мастер уровня Михаила Булгакова и Владимира Набокова». Его прозу не спутаешь ни с какой другой, она сочетает в себе лучшие черты русской и европейской литературных традиций.
Шишкин давно на слуху. Я не могу определиться в своем отношении к его творчеству. Отдельные отрывки мне очень нравятся. У Шишкина, по словам критика «Независимой газеты» Яна Шенкмана (exlibris.ng.ru/lit/2005/03/31), репутация «одного из самых завернутых и эзотерических романистов». По его словам Шишкин «целенаправленно усложняет текст, отсекая случайных читателей». Хочу услышать ваше мнение.
