«Демоническая женщина отличается от женщины обыкновенной прежде всего манерой одеваться. Она носит черный бархатный подрясник, цепочку на лбу, браслет на ноге, кольцо с дыркой „для цианистого калия, который ей непременно пришлют в следующий вторник“, стилет за воротником, четки на локте и портрет Оскара Уайльда на левой подвязке.
Носит она также и обыкновенные предметы дамского туалета, только не на том месте, где им быть полагается. Так, например, пояс демоническая женщина позволит себе надеть только на голову, серьгу на лоб или на шею, кольцо на большой палец, часы на ногу.
За столом демоническая женщина ничего не ест. Она вообще никогда ничего не ест.
– К чему?
Общественное положение демоническая женщина может занимать самое разнообразное, но большею частью она – актриса.
Иногда просто разведенная жена.
Но всегда у нее есть какая-то тайна, какой-то не то надрыв, не то разрыв, о котором нельзя говорить, которого никто не знает и не должен знать.
– К чему?
У нее подняты брови трагическими запятыми и полуопущены глаза.
Кавалеру, провожающему ее с бала и ведущему томную беседу об эстетической эротике с точки зрения эротического эстета, она вдруг говорит, вздрагивая всеми перьями на шляпе:
– Едем в церковь, дорогой мой, едем в церковь, скорее, скорее, скорее. Я хочу молиться и рыдать, пока еще не взошла заря…»
Это начало рассказа «Демоническая женщина» Тэффи. Тэффи (настоящее имя Надежда Александровна Лохвицкая) – русская писательница и поэтесса, мемуарист, переводчик, автор знаменитых юмористических рассказов, сатирических стихов и фельетонов. Она была знаменита не меньше Зощенко и Аверченко, входила в состав постоянных сотрудников журнала «Сатирикон». Поклонником Тэффи был Николай II, именем Тэффи были названы конфеты.
Ее называли первой русской юмористкой начала XX века, «королевой русского юмора», однако она никогда не была сторонницей чистого юмора, всегда соединяла его с грустью и остроумными наблюдениями над окружающей жизнью. В годы первой русской революции (1905–1907) Тэффи сочиняет злободневные стихи для сатирических журналов (пародии, фельетоны, эпиграммы). В это же время определяется основной жанр всего ее творчества – юмористический рассказ. Она критикует обывательские предрассудки, а также изображает жизнь петербургского «полусвета» и «трудового народа». Это, большей частью, кухарки, горничные, маляры, дворники. Тупость и серость их повседневного и обыденного существования подмечены Тэффи зло и метко. Сначала в газете «Речь», затем в «Биржевых новостях» в каждом воскресном выпуске печатаются литературные фельетоны Тэффи, вскоре принесшие ей всероссийскую любовь.
В конце 1918 года вместе с А. Аверченко Тэффи уехала в Киев, где должны были состояться их публичные выступления, и после полутора лет скитаний по российскому югу (Одесса, Новороссийск, Екатеринодар) добралась через Константинополь до Парижа. Судя по книге «Воспоминания», Тэффи не собиралась уезжать из России. Решение было принято спонтанно, неожиданно для нее самой: «Увиденная утром струйка крови у ворот комиссариата, медленно ползущая струйка поперек тротуара перерезывает дорогу жизни навсегда. Перешагнуть через нее нельзя. Идти дальше нельзя. Можно повернуться и бежать». Тэффи вспоминает, что ее не оставляла надежда на скорое возвращение в Москву, хотя свое отношение к Октябрьской революции она определила давно: «Конечно, не смерти я боялась. Я боялась разъяренных харь с направленным прямо мне в лицо фонарем, тупой идиотской злобы. Холода, голода, тьмы, стука прикладов о паркет, криков, плача, выстрелов и чужой смерти. Я так устала от всего этого. Я больше этого не хотела. Я больше не могла…»
После эмиграции сатира и юмор постепенно перестают доминировать в ее творчестве, наблюдения над жизнью приобретают философский характер.
В произведениях Тэффи этого времени заметно усиливаются грустные, даже трагические мотивы. «Боялись смерти большевистской – и умерли смертью здесь. Думаем только о том, что теперь там. Интересуемся только тем, что приходит оттуда», – сказано в одной из ее первых парижских миниатюр «Ностальгия». Но в Берлине и Париже продолжали выходить книги Тэффи, и исключительный успех сопутствовал ей до конца долгой жизни. В эмиграции у нее вышло больше десятка книг прозы и два стихотворных сборника. В 1930-е годы Тэффи обращается к мемуарному жанру. Она создает художественные очерки – литературные портреты известных людей, с которыми ей довелось встречаться. Среди них Григорий Распутин, Владимир Ленин, Александр Керенский, Александра Коллонтай, Федор Сологуб, Константин Бальмонт, Илья Репин, Аркадий Аверченко, Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский, Леонид Андреев, Алексей Ремизов, Александр Куприн, Иван Бунин, Игорь Северянин, Всеволод Мейерхольд.
А вот о самой Тэффи вспоминает Ирина Одоевцева: «Тэффи все же, как и полагается юмористке, была неврастенична и даже очень неврастенична, хотя и старалась скрыть это. О себе и своих переживаниях она говорила редко и, по ее словам, „терпеть не могла интимничать“, ловко парируя шутками все неудачные попытки „залезть к ней в душу в калошах“.
– Почему в калошах? – удивленно спрашиваю я.
– Без калош не обойтись, – объясняет она. – Ведь душа-то моя насквозь промокла от невыплаканных слез, они все в ней остаются. Снаружи у меня смех, „великая сушь“, как было написано на старых барометрах, а внутри сплошное болото, не душа, а сплошное болото.
Я смеюсь. Но Тэффи даже не улыбается. Она шагает рядом со мной и, подняв голову, сосредоточенно оглядывает дома по обе стороны улицы.
Она, должно быть, устала. Мы возвращаемся с прогулки. Со слишком большой прогулки для нее. Я забыла, я не подумала, что такой „спортивный пробег“ в семь километров ей не по силам…»
Неожиданный визит: «Да, она действительно „красоты не навела“. А ведь обыкновенно она никому не показывается „в натуральном виде“ – не напудренная, с не подкрашенными губами и не подведенными глазами, или когда у нее „неавантажный вид“. („Хочу нравиться всем, всегда“, – откровенно сознается она). И одета она сейчас не так тщательно, как обыкновенно. Бархатный берет, обычно кокетливо скошенный на левый глаз, строго и прямо надвинут на лоб до самых бровей, скрывая затейливые завитки на висках. От этого черты ее лица как будто заострились и приняли строгое, серьезное выражение. Клетчатый шарф, обычно не без лихости и кокетства закинутый вокруг шеи, распластан на плечах…»
Вторая мировая война застала Тэффи в Париже, где она осталась из-за болезни. Она не сотрудничала ни в каких изданиях коллаборационистов, хотя голодала и бедствовала. Время от времени она соглашалась выступить с чтением своих произведений перед эмигрантской публикой, которой с каждым разом становилось все меньше.
Умерла 6 октября 1952 года в Париже, спустя два дня ее отпели в Александро-Невском соборе в Париже и похоронили на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
