«Советский рок умер, появился другой, российский рок – детище российского шоу-бизнеса… Некогда проникнутая мощным пафосом нонконформизма и социального или морального протеста против „системы“, русская рок-музыка превратилась в конгломерат более или менее коммерчески успешных предприятий…».
Можно ли судить героев нового сочинения Романа Сенчина «Лед под ногами» (сборник «Рок умер – а мы живем») за то, что они не смогли вырваться из плена напряженного полуподпольного рок-движения? Что цепляются за волнительные предвкушения 90-х и не видят смысла жизни ни в чем другом? Впрочем, главный герой, бывший рокер Дэнвер, исчерпался до дна и попытался жить вне рок-музыки. Удалось ли ему?
Период взрослости в Москве начинался трудно. Даже разговоров о прошлом он боялся. Боялся, что начнутся воспоминания о давних концертах, давно закрытых клубах, о тусовках, сейшенах, посыплются вопросы: жива ли гитара, не разучился ли Дэн аккорды брать… Нет, не надо разговоров, ворошения прошлого. Посидеть в тишине одному…
«А тот день получился страшным, переломным, нереально длинным. Утром Денис был уверен, что гибнет, искал спасения и не находил, а днём понял, что начинает жизнь по новой. Утром его выгнали со вписки – из отличной двухкомнатной квартиры в свежем доме в Братееве. Он жил там уже около месяца – у него была своя кровать с подушкой, простынёй и одеялом, в ванной на полочке лежала его зубная щётка, а на кухне – походная алюминиевая миска. Он привык к хозяину этой квартиры, шестнадцатилетнему пареньку, фанату сибирского панка, у которого даже погоняло было Сиба, так мечтал съездить в Сибирь. И Дениса он поселил, кажется, затем, чтобы в любое время дня и ночи слушать рассказы о героических концертах „Гражданской Обороны“ в общагах НГУ, о Янке Дягилевой, панковской коммуне в красноярском Академгородке, радикалах из Иркутска, о крейзерах с Кузбасса… И Денис рассказывал.
Они зажили почти как родственники, размеренно, упорядоченно, без шумных пьянок и многосуточной тусни. Днём читали, смотрели телевизор, Денис учил Сибу играть на гитаре, а ближе к вечеру ехали в один из клубов. Ночью или утром (как получится) возвращались. Частенько вместе зарабатывали сотню-другую в подземном переходе на Новом Арбате. Денис играл и пел, а Сиба протягивал прохожим обувную коробку, просил подать… Да, было нормально. Но в то утро нагрянули из отпуска родители Сибы.
Вообще-то рано или поздно они должны были появиться, но думать об этом не хотелось, грела мечта, что они возьмут и исчезнут… Конечно, родители ужаснулись, увидев в своей уютной квартире чужого, тем более такого – в рваных джинсах, в майке Sex Pistols, с выбритыми висками и зеленоватыми прядями на макушке. Отец Сибы, мощный, почти квадратный мужчина пролетарского вида, молча взял Дениса за шею и вывел на лестничную площадку. Захлопнул дверь…»
Денис приехал сюда в июле девяносто шестого. Искал настоящих, не карманных, рок-музыкантов. "В нём был тогда мощный заряд. Заряд злости и желания действовать. Два года он жил этим зарядом. И вот теперь на скамейке в одном из тысяч московских дворов он осознал, что потерпел поражение. Что там было, за эти два года? Несколько малоудачных выходов на сцену, иногда – жалкие гонорарчики, полтора месяца участия в одной полупопсовой группе вместо сломавшего руку ритм-гитариста за право жить в студии, спать на полу. А в основном он пел в подземных переходах, тренькая на неподключенном «Джипсоне» раскрученные песни «Кино», «Чайфа», Чижа – за них лучше бросали мелочь, чем за его, никому не известные и не интересные… В поисках ночлега он по целым дням торчал на Арбате у стены Цоя, надеясь познакомиться с кем-нибудь – вдруг отведут к себе или дадут координаты надёжной вписки… Что ещё? Пьянки на флэтах, долгие и нудные разговоры ни о чём, просьбы «сбацать». И он доставал из чехла гитару и начинал петь свои вещи, но его быстро перебивали: "А «Гражданку» знаешь? Про границы ключ?.. «Электричку» цоевскую? Электричка везёт меня туда, куда я не хочу-у!.. Сбацай – гениальная тема!«. Он бацал, глотал через силу тошнотворный портвейн, спал по два часа в сутки, писал новые песни, упрашивал администраторов клубов дать возможность спеть их публике. И вот запал кончился. Пустота. Он сидел на скамейке, понимая, что больше не сможет искать место, где ночевать, не сможет доказывать, что настоящий рок всё-таки жив».
Денис был готов все бросить и уехать домой. Случайно встретил старого друга, из бывших. «Они были знакомы с тех времён, когда Игорь ещё носил истёртую джинсу и брился раза два в неделю, а Чащин бродил по Москве с „Джипсоном“ на плече, ломился в клубы, упрашивал выпустить на сцену…»
Игорь собирался делать свой журнал, предложил работу. «Поселил у себя в съёмной двухкомнатке. Дал сумму на новые джинсы и парикмахерскую… Через месяц выпустили первый номер; к осени журнал раскрутился, тираж достиг пятидесяти тысяч экземпляров в неделю – такой же, какой был у главного конкурента – „Развлечений столицы“. В октябре Денис снял однушку на „Варшавской“, на Новый, девяносто девятый год последний раз съездил домой. Не понравилось – после двух с половиной лет в Москве он не мог представить, как жил в этом крошечном, скучном городишке с тремя свечками-девятиэтажками, пятью автобусными маршрутами…»
Впервые за годы он зажил спокойно, получая от жизни полное удовольствие. О прошлой жизни старался не думать. Но она напомнила о себе в лице одноклассника и соратника по року Димыча.
Неожиданно приехавший Димыч позвонил с вокзала. «Друг не замечал его, и Чащин, с интересом и брезгливостью, которую когда-то чувствовал по отношению к себе, наблюдал… Сразу видно, человеку за тридцать. Грузная фигура, взрослое, потрёпанное жизнью и алкоголем лицо, но одежда, причёска… Желтоватые волосы сбриты с висков, а на спину спускается длинный, тощенький хвостик; если намазать волосы муссом и зачесать вверх, получится полуметровый ирокез… Рваный, болотного цвета танкистский бушлат расстёгнут, под ним, конечно, толстовка с портретом Егора Летова и надписью „Гражданская Оборона“. На ногах истёртые, с прорехами на коленях, джинсы, увешанные булавками, и обрезанные кирзовые сапоги с самодельной шнуровкой. За спиной, в чехле, словно охотничье ружьё, гитара, а в правой руке – тощий рюкзак…
Чащин стоял, скрытый мельтешащими людьми, и пытался решить, что делать. Отключить телефон и спрятаться дома? Пересидеть (адрес Димычу он, кажется, не давал), а завтра, забыв об этом эпизоде, поехать на работу… Ведь… Чего он приехал-то? И как с таким рядом в метро? Но, уговаривая себя развернуться и сбежать, стереть Димыча из памяти, Чащин шагал к нему. Толчками, через силу, туловищем вперёд, как против сильного ветра».
Не повзрослевший Димыч желал «возродиться», создать новую группу и «как следует хлопнуть дверью» напоследок. Его амбиции выражались в непрерывной пьянке за счет Дениса, в пустых тусовках, в посещении собраний молодежных протестных сборищ. Дениса он таскал за собой, и тому было отчаянно скучно и стыдно. Он не хотел ни митингов, ни борьбы. Одни пыжатся, на весь мир задираются, другие их используют. Дома разговоры, страдания, ностальгия, постоянное похмелье. В раковине завал грязной посуды, стол загажен, на полу – пустые бутылки. Устоявшийся спиртовый дух… И это у Дениса в квартире, где шесть лет царила чистота и полный порядок. И нет никакого отдыха. «В мозгу то и дело взбухал вопрос: сколько это может продолжаться?».
Конечно, Денис выставил-таки друга из квартиры. Но приходил в себя медленно. И оставалось ощущение, что дальше – ничего важного, ничего по-настоящему интересного. Обыкновенная история. Реалистичное описание, будто бы, бурного молодежного движения: собрания, марши. Тусовки остатков рок-музыкантов. Кризис образа жизни. Вот такой роман. Имеется в «ЛитРесе».
