Чувствуете ли вы ущербность своей женской сути, если вы – женщина? Я – не чувствую. Никогда не рассматривала мужчин, как угнетателей, как врагов. Они мне не мешали. Наверно я не выходила за рамки мне положенного. А вот Александра, героиня романа Татьяны Москвиной «Смерть это все мужчины» полна претензий к «мужскому» миру до невыносимости бытия.
Но обратимся к роману. Утро. Женщина «доброжелательно» рассматривает своего любовника. «Он крепок и красив, как гриб-боровик среднего возраста, выросший в благоприятных условиях. И так же самодоволен (а из грибов кто не самодоволен? Коллективисты разве, опята, козлята, маслята… дружные ребята). Широкоплечий, стрижется коротко, глаза серо-голубые, ресницы длинные и пушистые. Это у многих мужчин так бывает, даже зло берет иной раз – к чему им такие ресницы? Вот несчастным созданиям, которые пытаются их соблазнить, они бы пригодились. Если бы буржуйская промышленность додумалась до средства увеличивать ресницы в пять раз, интересно, сколько миллионов женщин купило бы эту дурь?
Сидит сейчас напротив меня и завтракает с аппетитом. За два года нашей жизни не припомню, чтобы он завтракал без аппетита. Полы халата разошлись, видны кривые ноги. Кривые и короткие, но кто ж в мужчине ноги-то разбирает? Себе они прощают всё – обвислые брюшки, кривые ножки, оттопыренные ушки. Почему же не прощать? Это, например, его квартира. Я живу в его квартире… Он смотрит на меня, пожалуй, даже ласково. Он видит перед собой молодую женщину, стройную, светлоглазую, аккуратно причёсанную (я заплетаю свои русые волосы в небольшую косу). Я сделала ему на завтрак гречневую кашу по всем правилам и заварила отличный чай. В нашей квартире на Яхтенной улице (резерв, хитро скрытый от супруги и не фигурировавший в долгом и нудном разводе) он появляется несколько раз в неделю. Он рад, что я не завожу разговоров о будущей семейной жизни, не устраиваю скандалов, не выясняю отношений, не напиваюсь, не флиртую с другими в его присутствии и редко отказываю в постели. Собственно говоря, это всё, что ему нужно от меня. За два года этот милейший из грибов не удосужился выяснить, где я работаю, поверил на слово, что мне двадцать девять лет (а тридцать шесть не хочешь, моя радость?), не задал ни одного вопроса о моём прошлом…»
Мужчина использует женщину, женщина – мужчину. Соблюдены интересы обеих сторон, и все идет хорошо. Чтобы научиться так жить, Саша должна была исключить из своей жизни любовь. Многие из женщин на нее не рассчитывает и устраивают себе просто нормальную жизнь. «Они выходят себе замуж в двадцать лет, а уж мужья находят, чем заполнить пустоту их душ и тел. Муж может оказаться алкоголиком, бабником, русским писателем, серийным убийцей, политиком, буддистом, заняться крупным бизнесом или экстремальным видом спорта… в общем, составить счастье нормальной женщины на долгие годы. С ними не соскучишься».
Раньше у Саши была любовь. Полюбила, как «под поезд попала»: «С Львом Коваленским, сыном советского академика Иосифа Коваленского, мы прожили около пяти лет. Я вошла в этот брак смешной и довольно смышлёной девчонкой – а вышла законченной психопаткой. Моя американская двойница в такой ситуации обратилась бы к врачам и адвокатам. В скором времени она, бодрая и здоровая, сидела бы в загородном доме, отсуженном у бывшего мужа, и разрабатывала стратегию поиска личного счастья. Я не смогла даже подать на развод. Я сбежала в другую жизнь, в другой город и вернулась обратно только когда узнала, что он уехал за границу…»
Почему он не обрадовался беременности, сказал, что это его не интересует? Оскорбленная мужем, бежала ночью по речке Мойке, воя от боли. Ребенка потеряла в коридоре больницы, где ее забыли. Хорошая прививка для будущего.
Муж возник из небытия через шестнадцать лет. Неожиданно свела работа. «… по нервам-то полоснуло – и всё, дышать нечем… Не помню, как вышла, куда шла… Так часто случалось в той жизни, когда от боли и обиды я убегала прочь и шаталась часами, шепча невысказанные слова, складные, убедительные, которые придумываешь всегда потом и которые никогда не говоришь наяву. Город наш идеален для несчастных, выхаживающих своё разбитое сердце, он стелется им под ноги, услужливо объясняя, точно опытный и расчётливый экскурсовод, что всласть порыдать хорошо в нелюдимом конце Фонтанки, завыть – так это на бывшем Семёновском плацу, на пустырях, а если ревёшь беззвучно, можно и посреди Марсова поля. У меня не было от Коваленского никакой защиты, нет её и сейчас».
Вспомнила обо всем, нажелала ему тысячу смертей. Даже фотографию ножом истыкала. Растревоженная душа заныла, запросила любви. Был один, почти любимый, коллега по работе, загруженный тремя женами и их детьми. Было свидание и пустые надежды на продолжение. В городе Энске она ждала его в гостинице, напивалась и подвергала «мужской» мир анализу и критике. «Закончив общеобразовательную школу и университет наряду с мужчинами, прочтя тысячи книг, написанных в основном ими же и про них, я могу клятвенно уверить вас – я приобрела знания о чужом мире, обзавелась навыками выживания в чужом мире, но я так ничего и не поняла о себе. В книгах описывалась мужская цивилизация, и понятно почему – мужчины дорожат собой и боятся забвения. Рядом с ними существовала и женская цивилизация, но она куда меньше стремилась себя зафиксировать. Женщины не дорожат собой (они часто и не ощущают свою отдельность, то, что называется „индивидуальностью“) и не боятся забвения. Да, я читала, смотрела, думала, но, как правило, увиденное и прочитанное было не обо мне и не про меня».
Наша героиня была теоретической феминисткой. Много думала, но ничего не делала. В книге множество размышлений о выживании женщины в мужском мире. Почему, например, «подвигом считается, когда человек сделал что-то на секунду быстрее условного соперника, а жизнь Вани и Фани, которые двенадцать лет считают на ладонях копейки, чтобы вырастить реальных детей, подвигом не считается?». А герои мировой истории? Наполеон, например. «Чего добивался этот человек? Как он представлял себе эту самую, желанную и возлюбленную, власть над миром? Как бесконечный парад войск? Чтобы с утра до вечера слышать „Ура императору!“ на всех языках? Сколько лет? Бесконечно, всегда? И случайно ли в сумасшедших домах сидит такое количество мужчин, воображающих себя именно Наполеонами?». И, конечно, об отношении к женщинам: чего она ломается, когда для этого и создана. Делай, что надо, и все будет.
Но Саша не хочет постоянно по-женски устраиваться. Умная и резкая журналистка Саша хочет иметь уважительную концепцию женского бытия. Она хочет понимания любви, как основы женской натуры. В жизни она ничего не находит.
«Помню, как неохотно рассветало, в час по чайной ложке света. Он спал рядом, а я от боли и счастья заснуть не могла… Наше соединение казалось мне таким живым, огромным и драгоценным, что превышало весь быт, и все нравы, и весь город, и страну, и землю…»
Но затем и муж, и «весь мир навалился на меня и все уши прожужжал о том, что это всё пустяки и вздор, что это ничего не стоит и ничего не значит, что это можно делать с кем угодно, было бы настроение, что это можно делать для здоровья, от скуки, для самоутверждения, в весёлую минуту, вообще просто так от не фиг делать и, кроме того, за деньги…»
Вернувшись, узнала, что у прОклятого ею Коваленского случился обширный инфаркт, и он умер. Она этого хотела?! У нее начинается серьезный нервный срыв. «Того, что происходит сейчас, я боюсь по-настоящему. Никакой рассудок не помогает. Впервые это случилось, когда я ушла от Льва, вернулась к маме, сутками плакала и довела себя до выкидыша. Невыносимое, паническое ощущение, что это конец, что она не останавливается, что истечение не прекратить… Так, надо что-нибудь успокоительное принять. Ничего чрезвычайного не происходит. Последствия стресса, алкогольного отравления и простуды. Любой врач подтвердит – такое бывает. Сплошь и рядом. Надо следить за здоровьем, женщина».
Пережив нервный срыв, запои и психушку, возвращается в квартиру Коваленских, в ее теперь квартиру. Начать жить заново? Жизнь требует мужества, бессчетных сил, терпения, достоинства, памяти о других… Ничего не осталось.
«Я принесла туда реквизит и тщательно осмотрела декорации.
Я выбрала его комнату, ту, где жила когда-то и где стоял диван, на котором я потеряла девственность. Ложе я оставила, всю остальную мебель утащили нанятые мужики. Хотелось музыкального сопровождения. Я выбрала „Болеро“ Равеля. В нём есть то, что нужно мне, – красота и беспощадность. Вымыла пол. Поставила глобус в центр комнаты. Вот и всё. Понедельник, девять вечера. В двадцать один ноль-ноль. Спектакль начинается. Я играю главную роль. Я одна. Я отстала от труппы. Но приходите – и вы не пожалеете. Вы кое-что получите за свои деньги, господа!»
Каждый выбирает свою дорогу.
