Когда я начала читать роман Сергея Кузнецова «Учитель Дымов», я подумала, что пропустила хорошую семейную сагу семидесятых. Потом оказалось, что книга написана недавно и выпущена «Редакцией Елены Шубиной» в 2017 году. Прочитав роман на одном дыхании, я поинтересовалась: что о нем пишут. Мои впечатления во многом совпали с оценками литературоведов, и я, с удовольствием, цитирую их:
Владислав Толстов в обзоре «Новинки русской прозы: Овечкин, Трауб, Свечин, Букша, Кузнецов» («БайкалИНФОРМ») подчеркивает целомудренность и добротность новой книги Сергея Кузнецова: «Я считаю Сергея Кузнецова одним из самых недооцененных современных писателей… „Учитель Дымов“ – и это неожиданный набег Кузнецова на жанр семейной саги. Причем написанной так, как будто эта рукопись создавалась примерно в 60-е годы прошлого века – добротно, целомудренно…».
Галина Юзефович в обзоре «Безумие и норма, реальность и бред» (сайт «Медуза») предлагает взглянуть на роман как на нарративный исторический источник: «… Семидесятые, восьмидесятые, девяностые и нулевые кристаллизованы и засахарены в его романе с такой щемящей ясностью и достоверностью – вплоть до третьестепенных бытовых деталей, словечек и эмоций – что со временем „Учитель Дымов“ имеет неплохие шансы превратиться в важный исторический источник по позднесоветской и постсоветской истории. Кузнецов пишет просто и точно. Пока речь идет о середине века – избегает лишних исторических подробностей, концентрируя внимание на характерах своих героев и нюансах их непростых отношений. К девяностым разворачивается в полную силу знатока эпохи, ее языка, обычаев, топографии, атмосферы…».
Содержание можно рассматривать с разных сторон. Например, действующие лица и их работа. Владимир Дымов – солдат, ученый-химик, профессор, репетитор, муж, отец, дед. Главный интерес его жизни – новая химия.
«Химия будущего была химией полимеров; Володя догадался об этом еще до войны, узнав, что в Ленинграде академик Лебедев синтезировал дивиниловый каучук. ДВК пока еще уступал натуральному в эластичности и клейкости, но Володя надеялся, что и эту задачу не так уж трудно решить. Возможно, следует использовать для синтеза не бутадиен, а другие ненасыщенные углеводороды? Или внимательнее присмотреться к экспериментам Гибсона и Фоссета, получившим из этилена и бензойного альдегида новый полимер, полиэтилен? Или разобраться в процессе получения буны в Германии? Если не считать часов Selza, единственным трофеем, привезенным им с фронта, были две немецкие монографии по химии полимеров. Их-то Володя и читал ночами в пустом цехе „Каучука“, изредка заглядывая в толстый немецко-русский словарь Эрасмуса». Дымов стал известен, но не сделал карьеры и пошел преподавать химию. Учеными стали его ученики. А он, как оказалось, был великим учителем.
Его сын Валерий, естественно, в другом временном периоде и с другими интересами. Выпускник института физкультуры увлекся совершенствованием духа и тела. Йог, искатель духовных путей, русский Кастанеда, «гуру Вал». Знаменитость советского андеграунда. И вот итог его жизни: «Зимой 2012 года Валерий Владимирович Дымов неожиданно для себя достиг точки равновесия. Это было то самое состояние центра циклона, про которое он так любил говорить своим ученикам: глубокий, незамутненный покой. Не буддийское просветление – Валера совсем не чувствовал в себе безграничного сострадания и желания заботиться о благе всех живых существ, – но все равно интересное новое чувство. Впервые за всю свою жизнь он перестал строить планы и куда-то стремиться. Когда Валера был молод, он вожделел всех красивых девушек. Прочитав несколько дурно переведенных книг по эзотерике, он захотел познать свои пределы, выйти за них и обрести иное бытие, и однажды ночью это желание чуть его не погубило. С тех пор он хотел простых вещей: когда начал преподавать йогу, ему нужно было все больше учеников; во времена ООО „Валген“ – все больше славы и денег. Даже смерть партнера и собственное разорение ничему не научили Валеру: несколько лет назад, запуская сайт, он все равно хотел еще больше трафика, еще больше посетителей… одним словом, хотел популярности. И вдруг эти желания покинули его. Возможно, он исчерпал их все, полностью удовлетворив свое стремление к славе, как когда-то сумел насытить свою похоть. В одной книге он читал об этом методе – любую, даже самую безграничную жажду можно победить, влив в человека бочку воды. Учителя древности считали этот метод действенным, но опасным: если вовремя не остановиться, вода разорвет человека изнутри. Но, видимо, Валере повезло. Было, конечно, и другое объяснение: желания исчезли, потому что Валера устал желать, – у него просто закончились силы».
Сын Валерия – Андрей. Такой же незаурядный, как дед и отец. Журналист и переводчик перестройки и постперестройки. Однажды ему пришлось заняться репетиторством, и все в его жизни поменялось. «Зато этой ночью Андрей узнал другое: то, что делали с русской литературой в школе, – чудовищное преступление, и это знание заставило его все-таки обратиться к Эйхенбауму, Тынянову и другим. Но прежде чем Андрей успел прочитать все, что сам себе наметил, на него посыпались просьбы от участников „Литературы в школе“: они просили помочь подготовиться к ГИА девятиклассникам, опрометчиво выбравшим литературу. Поколебавшись, Андрей ответил, что не готовит к экзаменам, но в сентябре готов попробовать научить детей понимать и любить русскую классику. Если, конечно, найдутся дети, которым нужно не сдать экзамен, а понять и полюбить литературу.
Такие дети нашлись. Сначала их было трое, потом пятеро. Когда Андрей первый раз усадил их за тот самый стол, за которым дед когда-то пытался учить химии его и Аню Лифшиц, ему показалось, что в темном вечернем стекле промелькнула дедова улыбка – воздушная и невесомая, как у Чеширского Кота. Старик заметил и благословил, усмехнулся про себя Андрей укороченной цитатой. Глубоко вдохнул и начал рассказывать, как устроена „Шинель“ Гоголя. Сезон 2009–2010 года был, наверное, самым счастливым временем в жизни Андрея за много лет. Налаженная работа в журнале почти не отнимала ни сил, ни времени, зато, продолжая учить Леночку и других, Андрей заново открывал для себя русскую литературу XIX века. Раньше филологические работы его не интересовали, но теперь, когда он знал, что каждую можно так или иначе приспособить к преподаванию, он глотал их одну за другой, как в детстве – приключенческие романы. Покончил с русскими формалистами и надолго погрузился в московско-тартуские семиотические исследования, изредка выныривая, чтобы глотнуть спасительного воздуха традиционного литературоведения. Так прошел весь год – в радостном возбуждении, в давно позабытом счастье открывать новое и делиться своими открытиями с другими. На волне неофитского филологического восторга Андрей сумел убедить коллег посвятить июньский номер журнала классической русской литературе…
Главный Издатель с видимым сожалением объявил, что вынужден закрыть журнал… И пока Издатель рассказывал, какое щедрое выходное пособие он запланировал всей редакции, Андрей прикидывал, сколько времени у него освободилось и как его лучше потратить: прочесть комментированный набоковский перевод „Онегина“ или, как было давно задумано, заняться XVIII веком. Конечно, Андрей знал ответ, но ответ этот был таким нелепым, что даже себе Андрей не сразу смог сознаться. Он хотел учить детей. Последние двадцать лет не было в России работы печальнее и унизительнее, чем учительство. Нищенские зарплаты девяностых, бесконечные и бессмысленные реформы двухтысячных… переквалифицироваться из журналистов в учителя – трудно найти выбор нелепее и жальче…».
В романе подробно и очень интересно описана их жизнь и поиски своего пути. Все эти мужчины сознательно отделяли себя и свои семьи от политики. Авторская позиция, выраженная через героев такова: писатель, как и его главный герой, «не верит в революции, бархатные, цветные, какие угодно».
Книга полна любви. Владимир всю жизнь любит свою жену Олю, которая любит только себя. «Голубоглазая, светловолосая Оленька, красавица в черных лакированных туфельках и шелковых платьях – нереальных, почти кукольных. Таким же кукольным было и Оленькино лицо: тонкие черты, фарфоровая белизна, легкий, словно нарисованный румянец и губки, с самого раннего детства сложенные в капризную гримаску…».
Ольга вышла замуж за Дымова, вынуждена была надолго уехать из Москвы. «Оленька ехала навстречу счастью – но когда они сели в плацкартный вагон, впервые заподозрила, что сбилась с пути: плацкартный вагон, пахнущий застарелым потом, грязной одеждой и немытой чужой плотью, заставил померкнуть те картины безоблачной жизни, которые Оленька рисовала себе последние недели… В этом мире Оленька не могла быть счастлива – ее зарок не выдержал встречи с тем, что было повседневной реальностью для миллионов ее сограждан: ей показалось, что она спустилась в ад, где ее тоска и отчаяние только обострялись, потому что все это происходило именно сейчас, во время ее медового месяца, хотя она должна была быть счастлива как никогда…». И до конца жизни Ольга никогда не работала и ничего не делала, только позволяла любить себя.
Женя, двоюродная сестра Ольги, осталась сиротой и жила в ее семье. Была служанкой, домработницей из чувства благодарности, что не бросили, и по врожденной доброте. Женя полюбила Владимира и следовала по жизни с его семьей. Была матерью его сыну, бабушкой его внуку. По сути весь быт и воспитание детей было на ней. Она окончательно утвердилась хозяйкой в доме, то есть стала человеком, который не только стирает, готовит и гладит, но и решает, что и как делать. При этом она окончила институт и работала детским врачом. Отдельный роман в романе о ее жизни. Была ли она счастлива и чем? Поучительно и интересно. Женщины Валерия и Андрея тоже заслуживают внимания читателя.
Книга Сергея Кузнецова не отпускает. Кто же не любит семейные саги? Четыреста страниц «крепкой прозы». «Даже в этом бесхитростном жанре видно, что он очень хороший писатель — один из лучших, пишущих по-русски сегодня».
