Читать или не читать какую-либо книгу – бывает понятно с первой страницы. С Олегом Зайончковским это понятно с первой фразы.
«Как и любому из нас, теоретически ему принадлежал весь мир, но Тимоша редко осматривал свои отдаленные владения – он проживал на тринадцати квадратных метрах». Действительно. Редко мы оцениваем свое теоретическое достояние.
Тимоша – это не мальчик. Молодой мужчина, офисный служащий без каких-либо карьерных амбиций. Любил литературу и тайком писал прозу. Никому не показывал. Жил с папой и мамой. У него было еще одно интересное хобби, о котором не знали сослуживцы: массаж. Он был прекрасным массажистом.
«– Все ломоты и в пояснице, и вот в этих местах прямо как рукой снимает, – рассказывали посетительницы своим подругам. – И потом он так это делает, просто не сказать как! Молва о Тимоше как о талантливом массажисте передавалась из уст в уста». Родители не одобряли, но не мешали. Массаж помогал ему решать насущные потребности. «Конечно, порой случалось, что отзывчивость женской плоти переходила в зов, а Тимошина плоть на зов этот откликалась. Это было вполне естественно и лишь доказывало пользу от его сеансов. Посетительницы забывали о своих ломотах; они покидали Тимошу омолодившимися и обновленными».
Тимошу в его отношениях с женщинами беспокоила мысль о любви, точнее, о ее отсутствии. «Он считал, что проблема была не в нем, а в женщинах. Все они были словно скроены по шаблону – и те, что вверяли ему тела свои, и приятельницы, оставшиеся со времен студенчества, и сослуживицы, с коими преломлял он кексы за одиннадцатичасовым чаем. Они изъяснялись готовыми фразами, и фразы эти как будто готовились на одной кухне. Женщины усреднились внешне, секреты своей привлекательности черпая из популярных источников. Но даже и под слоями косметики, под оболочкой усвоенных интонаций и выученных манер не таилось у них никакой загадки. Донышко женской души виделось близким и плоским, как у городского фонтанчика, и лежала на этом донышке разная налетевшая чепуха и денежки…
Тимоша считал, что на женщин решающее влияние оказывает среда, в частности город, в котором они родились или обосновались. Все известные Тимоше женщины были жительницами Москвы, и в этом крылась причина их удручающей унификации… Семя, упавшее на московскую почву, обращается в камушек, а если и прорастает, то непременно мутирует. Московские женщины были сплошь ядовитые и колючие, страшно далекие от Тимошиного идеала… Москва – удивительный город, совсем непригодный для жизни. Так вам скажет любой его житель, любой из пятнадесяти миллионов. Что держит несчастных в непригодном городе – это вопрос отдельный. Уж точно не могилы предков, потому что у большинства их предков могилы находятся далеко отсюда, преданные забвению. Сами же москвичи, как правило, могил не имеют вовсе. По мере того как они умирают, их кремируют и кладут в колумбарий, похожий на камеру хранения и такой же платный. Если спросить москвичей-покойников, то они бы сказали, что и для смерти город этот мало пригоден. Да только не верит Москва ни живым, ни мертвым – ни своим, ни чужим. Собственный организм ее процветает. Она потребляет без устали и постоянно отращивает что-нибудь. Метаболизм у Москвы чрезвычайно бурный. Это ли, спрашивается, не жизнь?».
Итак, герой по ночам строчил прозу и искал женщину-мечту. Тимоша обратился к провинциалкам. Но там были свои сложности. «С приглянувшимися провинциалками он виртуально знакомился. Общаться Тимоша предпочитал письменно – так было легче анализировать сказанное им самим и его собеседницами. И было над чем иногда задуматься – все-таки эти женщины и Тимоша жили в разных мирах. Одна из них, например, не знала, что Бегбедер писатель, а считала, что это сорт иностранного сыра с плесенью. Многие термины провинциалки расшифровывали по-своему, но и Тимоша порой не сразу понимал их намеки и тонкие выражения…»
Однажды он решился на встречу. Он предпринял целое путешествие в село Федюнино Московской области. О, как много интересного он увидел за МКАДом! Но выбранную девушку он не увидел. Зашел покушать в ресторанчик и федюнинские специалисты долго угощались за его счет, пока деньги не кончились.
За другой девушкой он поехал далеко, в Бобры. Алена в Бобрах оказалась крупнее, чем он предполагал. Она разводила кроликов. Квартира в старом деревянном доме с тюлевыми занавесками и коврами пахла тлением. После плотного ужина с кроликом и вином он не знал, что делать дальше. «Тимоша попался на собственной же теории о провинциальных девушках. Теперь он увидел живую провинцию, но девушку вычленить никак не мог…». Тимоша сбежал от Алены, не позавтракав и не объяснившись с девушкой.
Та, которая ему полюбилась, пришла на массаж. Она умела красиво складывать ноги, и у нее был приятный голос. По случайности, Надя оказалась литературным редактором в издательстве. Водила Тимошу на встречи с писателями. Он их послушал и решил, что он – не хуже. Отношения тянулись. Она была замужем и не хотела менять свою жизнь. Он рискнул показать ей свою прозу. Она назвала его графоманом…
Что было дальше, прочитаете сами. Скажу только, что конец не сказочный. Хочу еще показать очень точное читательское высказывание:
«Олег Зайончковский находит такой ритм, прозаический строй, который приобщает нас к самой лучшей, самой живой интонации русской классической прозы. И отнюдь не в музейно-стилизационном формате, безо всяких „батенек“ и „помилуйте“. Мы вроде как сидим на веранде, пьем чай, беседуем и никуда не спешим. При этом не дуем на блюдце с пальцем на отлете. Просто: достойно пьем чай с приятным собеседником, не как прадеды, а как мы сами. Но и как прадеды».
