«Ребята шутили: куда ты, двухметровый, в разведку?». Как иркутский художник оказался на СВО

Иркутяне давно знакомы с работами Виктора. Он проектировал стелу «Дорога на Байкал» на Култукском тракте по дороге в Шелехов, создал изображение фирменного персонажа ИРНИТУ – Ученого Нерпенка. Работал во многих студиях, но в последнее время – на фрилансе.

А еще в студенчестве он выиграл конкурс на лучший дизайн автомобиля будущего, который организовали Audi Russia и МГХПУ им. С. Г. Строганова. В качестве главного приза Виктор получил грант на обучение на кафедре «Дизайн средств транспорта» МГХПУ. Однако учиться не поехал – ушел тогда в армию. Спустя годы этот опыт пришлось повторить.

– Меня всегда привлекала военная тематика, я читал соответствующую литературу, смотрел военные фильмы, — рассказывает Виктор. — Когда началась спецоперация, сразу возникли мысли поехать туда. Жены и детей у меня нет, срочную службу отслужил, автомат держать умею… Решил, что лучше уж поеду я, чем кто-то из молодежи – читал про чеченские кампании, когда на войну отправляли совсем юных призывников… К тому же, я должен был все увидеть своими глазами, чтобы иметь потом моральное право высказываться.

Путь был долгим и сложным. По состоянию здоровья я не могу быть кадровым военным и заключить контракт – в 25 лет мне удалили селезенку. У меня сохранились дружеские отношения с бывшим командиром роты, где я служил срочную службу. Поэтому я поехал в Хабаровск. Но оттуда никого не отправляли на СВО, пришлось вернуться домой и ждать. В сентябре появился шанс отправиться в Тамбов в добровольческий казачий отряд. Я поехал. Как раз в это время началась мобилизация, которую я ждал. Но подпасть под нее я не мог, так как уже был в Тамбове – проходил обучение на полигоне 16-й бригады спецназа. Пробыв там месяц, вернулся в Иркутск – условия организации мне не подходили. К тому времени в Крыму начали формировать добровольческие отряды, так как все кадровые части понесли потери с начала войны. Ребята, с которыми мы проходили подготовку ещё в Тамбове, уже были на полуострове и позвали меня туда.

– Чем занимался ваш добровольческий отряд?

– Я попал в разведывательно-штурмовой взвод. Надо мной еще шутили: «Куда ты, двухметровый, пошел в разведку?». Задачей нашего батальона была защита и оборона Крыма на дальних подступах Южного направления. Я сильно переживал, что мне будет физически тяжело находиться целыми днями в полном снаряжении: в бронежилете, каске, с оружием и носимым боекомплектом. Но было терпимо – видимо, организм перестроился в стрессовой ситуации.

– Опыт армейский пригодился?

– Срочную службу я проходил в войсках ВВС и ПВО, закончил младшим сержантом – командир отделения связистов. Но это не сыграло большой роли – срочная служба имеет мало общего с реальным военным делом. А на СВО за пару часов я выстреливал больше, чем в армии за год.

– Какими были первые впечатления от новых реалий?

– Из того, что не связано непосредственно со службой: море, совершенно другой климат, природа. До этого я нечасто путешествовал, не был за границей. А тут впервые оказался так далеко от дома, впервые в жизни увидел море.

– А когда произошло столкновение с суровой военной действительностью?

– Когда наш батальон понес первые потери. Это случилось в конце февраля. Погиб заместитель командира взвода. Они были в разведке, но там их уже ждали в засаде… Наши ребята слышали все происходящее в радиоперехвате. Первые несколько недель было трудно осознать, что это случилось. Он был самым подготовленным из нас, с боевым опытом – и погиб первым…

– Как ваши родные отнеслись к тому, что вы ушли добровольцем?

– У меня родители и два брата. Семья поддержала, особенно мама. Впервые удалось выйти на связь по видеозвонку примерно два месяца спустя и мне стало не по себе: мама как будто стала старше лет на десять от переживаний. Но все равно она отнеслась к ситуации с поддержкой и даже гордостью. Друзья в большинстве своем тоже встретили мое решение положительно. Но среди знакомых были и те, кто осудил, удалился из друзей в соцсетях.

– Вам, художнику, сложно было окунуться в суровый солдатский быт? Мне кажется, творческого человека это может сломать.

– Было сложно из-за отсутствия личного пространства. Я привык жить один, а там постоянно надо делить помещение, вести быт с кем-то. Но к этому быстро приспосабливаешься. К тому же, со всеми ребятами мы сдружились, у нас не было никаких конфликтов. Мы понимали, что все в одной лодке. Даже в быту обязательно были друг с другом вежливыми, всегда говорили: «Доброе утро», «Приятного аппетита».

– Какими качествами нужно обладать, чтобы там не затеряться?

– В нашем разведывательно-штурмовом взводе важна наблюдательность, внимательность, и, что важно – способность обучаться, выполнять команды. На обучении со мной был подполковник запаса (с боевым опытом аж с Афганистана), так он вместе с нами, пацанами, ровно также бегал, валялся в грязи с автоматом. В таких подразделениях надо уметь все. В основном, наш отряд находился на позициях, которые позже затопило после разрушения Каховской ГЭС. Командир батальона очень лаконично объяснял наши задачи: вышли, отработали, вернулись на исходную. Война сейчас высокотехнологична и чаще всего приходилось сталкиваться с беспилотниками, минометным обстрелом и диверсантами.

– Как у вас обстояли дела с довольствием и материально-техническим оснащением?

– Обеспечение у нас было хорошее, выпрашивать и требовать ничего не приходилось. Рядом находились мобилизованные, на них порой было больно смотреть. А у нас было все: форменное обмундирование на все сезоны, полное снаряжение, личное оружие в хорошем состоянии и разнообразные обвесы к нему, у снайперского отряда были едва ли не лучшие на данный момент винтовки - Лобаева. Я иногда заменял старшину взвода и были случаи, когда тыловики сами за нами бегали, беспокоясь, всё ли у нас есть.

– Почему так?

– Возможно, из-за того, что задачи у разведывательно-штурмового взвода опаснее.

– Самое яркое воспоминание из военных будней?

– Новый год. Всех отпустили по домам на праздники. А я подумал: какой смысл ехать за шесть тысяч километров обратно, если я недавно приехал? Нас там осталось трое. Поставили три табуретки, накрыли нехитрый стол. А 1 января над нами сбили беспилотник, который пытался атаковать нас.

– Сейчас вы в отпуске?

– Официально я уволился. В марте вернулся в Иркутск. Восстанавливал здоровье, подрабатывал с другом в столярной мастерской. Пока не могу себя найти здесь, чувствую, что скоро снова туда поеду.

– Не жалеете, что были там?

– Ни капли. У меня появилось много друзей, с которыми до сих пор на связи каждый день. У нас обращение «брат» звучит не громогласно и не для галочки. Это действительно так и есть.

– Участие в СВО поменяло вас?

– Мировоззрение изменилось полностью. Обострилась наблюдательность. Я вырос в деревянном доме (памятнике культурного наследия) в центре Иркутска. Но сейчас, гуляя по городу, начал каждый день замечать какие-то новые детали. То, что не видел за 33 года жизни, начал замечать только сейчас.

– И все-таки я не могу понять психологию тех, кто сам идет на потенциальную смерть. Какая мотивация у добровольцев?

– Многих привлекали деньги – они честно об этом говорили. Как правило, это мужчины в возрасте из деревень. Хотя были и ребята из крупных городов. Наверно, туда едут люди с определенным типом мышления, которые движутся навстречу страху. Кто-то там оказывается в поисках адреналина.

– А вы до этого увлекались экстремальными видами спорта, любили что-то подобное?

– Нет, у меня все эмоции уходили в творчество.

– Вы рисовали там? Как ребята отреагировали на то, что вы – художник?

– Когда командир отделения увидел мои рисунки, он меня отругал. Сказал: «Какого черта ты тут делаешь? Поезжай домой, рисуй». Находясь там, я думал, что буду делать зарисовки, но особо настроения не было. Рисовал картинки для товарищей: для пулеметчика с позывным «Пух» – того самого медвежонка с автоматом Калашникова. Также нарисовал единорога на шлеме замкомвзвода – он с ним и погиб. После этого не было желания рисовать, ступор какой-то.

– Не боитесь, что вдохновение исчезнет навсегда, и вы перестанете рисовать?

– Нет. У меня много раз было так, что я забрасывал любимое дело на какое-то время, но в итоге всегда к нему возвращался. Думаю, что съезжу еще в командировку, а может быть, и две, и вернусь к рисованию.

Элина Халтанова, IRK.ru

Элина Халтанова, IRK.ru