Кардиохирург Владимир Медведев: наибольшее значение в медицине имеют технологии

Врач стоит у истоков кардиохирургии в Иркутской области и уже 35 лет трудится ради спасения жизней. В его отделении многое поменяется с приездом аппарата искусственного кровообращения, приобретенного фондом «Нужна операция» — оно получит лицензию и наконец-то запустит работу.

– Можете ли вы рассказать про свой опыт? Где вы учились?
– Работаю я с 1983 года, еще в студенчествеженился и нужно было зарабатывать деньги. Первая моя должность – медбрат, я занимал её в отделении кардиохирургии на базе тогда еще взрослой больницы. Это отделение открыл поистине выдающийся человек – Всеволод Иванович Астафьев, основатель иркутской школы кардиохирургии. По окончании института мне и моим товарищам предложили остаться в нем, перейти в ординатуру с перспективой работать врачом. Конечно, перед этим я прошел специализацию в институте Бакулева, получил корочки сердечно-сосудистого хирурга. Учился я много где, даже несколько раз был во Франции, на стажировке в Лионском госпитале. Именно оперирующим хирургом я стал в 1988 году. Тружусь уже 35 лет.

– Почему в качестве специализации выбрали именно детскую кардиохирургию, работу с сердцем?
– Мне всегда нравилось работать с врожденными пороками сердца, в большинстве случаев оперируют их именно в детском возрасте. На мой взгляд, это очень разнообразная деятельность, перечень патологий очень большой, а значит – и операций тоже.

– Насколько нам известно, вы были в команде врачей, которые открыли первое в нашем регионе детское кардиохирургическое отделение. Как давно это было? И насколько сложно было начинать с нуля?
– Действительно, совместно с нашими ведущими иркутскими педиатрами, главным детским кардиологом области Людмилой Брегель, Татьяной Бойко мы открыли отделение детской кардиохирургии на базе взрослого центра. Это было в 2008 году. Мы оперировали малышей и до этого, в общем отделении, но понимали, что выйдем на новый уровень, если у нас появится именно детское. Мы его открыли, и я проработал в нем 14 лет заведующим и основным хирургом. Мы прогрессировали, все было хорошо, но не без трудностей. Детскому отделению очень сложно жить и работать в условиях взрослой больницы. Ушел я оттуда год назад. Юрий Андреевич Козлов пригласил меня работать вместе, в Областной и уже, наконец-то, детской клинической больнице.

– Скажите, как вы оцениваете кардиохирургию в нашей стране? Чего ей не хватает?
– Наибольшее значение в кардиохирургии да и в медицине в принципе имеют технологии. А передовое, хорошее оборудование очень дорогое. Нам долго не хватало техники и оттого мы развивались медленно.

Даже взять аппарат искусственного кровообращения, который фонд «Нужна операция» нам приобрел: невозможно без него делать операции на сердце. Невозможно. 98% операций выполняются именно с ним.

Но кардиохирургия, хочу заметить, на сегодняшний день развита хорошо. Раньше шли с отставанием от запада, а сейчас – догнали, я в этом твердо убежден. Мы делаем весь спектр кардиохирургических операций, которые выполняются в мире и считаются элитными. Единственный такой момент: длительное время в России были проблемы с пересадкой сердца, потому что не было законодательной базы, которая позволила бы выполнять эту операцию и решить вопрос сердечного донорства. Сейчас это подкорректировали, московский институт Шумакова активно занимается пересадкой сердца и количество этих операций растет.

– Подскажите, а в Иркутске планируют делать операции по пересадке сердца? Это реально в ближайшем будущем?
– Мы планируем делать весь спектр операций, в которых нуждаются наши пациенты. Но пересадка сердца – какая потребность в Иркутской области в ней? Это 2-3 пациента в год. И осуществлять ее здесь просто нецелесообразно. Понимаете, в нашей области очень важна наработка ритма. У сердечно-сосудистого хирурга огромная команда: в одной операционной может работать около 80 человек. И все должны знать свою партию. Когда все обучены, когда механизм врачебный работает как часы, то результат хороший. Если кардиохирург делает в год 80 операций – у него один результат, а если 20 – совершенно другой. Соответственно, проще отправлять пациентов в головной центр кардиохирургии, например, в Новосибирск. Там врачи натренированы и значит – пересадка у них точно пройдет успешно. Тем более пациенты, которым она необходима, не имеют экстренной потребности в операции. Как правило, это не новорожденные, которых нужно оперировать здесь и сейчас, иначе ребенок умрет. Другой случай совершенно.

–А насколько сложна операция по пересадке сердце?
– На самом деле, она гораздо проще тех операций, которые мы обычно выполняем. Мы работаем, бывает, с сосудами по полтора миллиметра. Представляете, что такое полтора миллиметра? Эти сосуды питают сердце новорожденного и если даже немножко нарушить его оболочку, то пациент погибнет. Пересадка сердца – это не такая тонкая работа.

– Ранее вы говорили про аппарат искусственного кровообращения. Подскажите, а может ли кардиохирургическое отделение в теории функционировать без него?
– Без аппарата искусственного кровообращения мы не можем сейчас получить лицензии для проведения операций. Это самое базовое оборудование, оно используется хирургами каждый день – и по два, по три раза, сколько надо. Если говорить простым языком, то для каждого пациента есть «одноразовый набор», он включает в себя одноразовые трубки, коннекторы, сосуды и так далее. Это потом утилизируется, а сам аппарат может функционировать сколько угодно, он сравним с насосом, он про контроль, и этоочень высокие современные технологии.

– В Сибири детская смертность от сердечно-сосудистых заболеваний достигает 30%. Отчего такое большое число?
– Я вам так скажу: кардиохирургическая помощь сконцентрирована больше в западной части Сибири. Новосибирск, Томск, Красноярск, Кемерово – именно здесь располагаются добротные федеральные центры, и все они находятся рядом. Дальше большой разрыв. Качественную помощь в Восточной Сибири оказывают только в Иркутске. В Улан-Удэ есть, допустим, кардиохирургические отделения, но детей до 3-х лет там не оперируют. В Чите детской кардиохирургии нет совсем. А есть категории новорожденных пациентов, которые требуют помощи по месту – в Новосибирск или куда-то еще их не довезти, вертолет только пойдет на взлет – иребеночекпогибнет.

– От каких сердечных заболеваний дети сгорают чаще всего?
– От врожденных пороков сердца, вариацийоколо полутора тысяч. Есть ряд патологий, которые вызывают немедленную потребность в помощи, сразу после рождения. Они – самые катастрофичные, если так можно сказать. Ребенок в утробе может развиваться нормально, пока получает кровь от матери, а после рождения наступает прямо катастрофа. Нужна реанимация, очень интенсивная терапия. Для этого должны быть специально обученные люди – реаниматологи, анестезиологи, которые понимают, как надо лечить таких пациентов и концентрируются в одном месте. Этого мы и хотим добиться.

– Помните свои первые операции на сердце?
– Только в общих чертах, конечно. Молодые хирурги начинают свои первые манипуляции с самых простых операций. В кардиохирургии наиболее простая операция – перевязка открытого артериального протока. Я оперировал на втором году ординатуры ребенка 4-5 лет. Это уже очень взрослый, кстати, ребенок для такой операции. Обычно оперируют в годовалом возрасте. С этой операцией зависимость такая: чем старше, тем сложнее, потому что стенки сосудов меняются, нужно работать особенно аккуратно, иначе они могут порваться. Я не могу сказать, что испытывал необычайные чувства, потому что до этого уже очень-очень много ассистировал и работал. Для меня это уже было просто и привычно.

– А как у вас проходили первые операции у новорожденных малышей?
– У новорожденных – очень волнительно! Прямо тремор в руках возникал. Оперировать ребенка 3-4 килограмма – это был такой экстрим по началу…А потом привык! Сейчас для меня это абсолютно нормально. Самый маленький мой пациент весил 480 грамм. Есть даже фотография интереснаяс ним. Я тогда пришел в операционную, оперся рукой на стол с пациентом и говорю анестезиологам: «Ну что, готовы?». А они мне: «Стоп! Вот так постойте». И сфотографировали. На кадре – ребенок, который по размеру чуть меньше моей ладошки.

– Мы привыкли, что инфаркт – это взрослый диагноз. Может ли он быть у ребенка?
– Конечно-конечно! В свое время был миф о том, что у детей инфарктов не бывает. Первый человек, который опровергнул это заблуждение в наших, иркутских реалиях – это Людмила Владимировна Брегель, член совета вашего фонда, «Нужна операция» и главный наш детский кардиолог. Она одна из первых заговорила о том, что мы у детей инфарктов просто не видим.

– А вы хоть раз думали, к чему может прийти кардиохирургия в техническом плане в 2073 году?
– Интересный вопрос! Знаете, кардиохирургия, как и вся в принципе хирургия, развивается в сторону наименьшей инвазивности и вмешательства. Многие операции, которые мы 20-30 лет назад выполняли только с помощью обязательного разреза и открытого доступа к сердцу сейчас выполняются с помощью совсем небольших доступов, миллиметровых разрезов или с помощью рентген-хирургии. Все стремятся к одному: исправить патологию и нанести как можно меньший вред организму. А помогают в этом современные технологии! Те, которых раньше-то не было. В том самом 73-м году все будет идти по этому пути, на мой взгляд. Малоинвазивность будет развиваться и дальше снижать летальность, вероятность осложнений и делать результат качественнее. Также появились варианты коррекций в период беременности, внутриутробно. Думаю, хирурги будут исправлять порок сердца еще до того, как ребенок родился.

– А вам снятся операции?
– Раньше, когда был молодым, снились часто. Особенно перед новой операций. Сны были тревожными, утром просыпался на час-два раньше и лежал, в голове прокручивал этапы операции: здесь надо вот так, а тут вот такие нюансы. Сейчас такого нет, все коррекции выполняются на автомате. Есть несколько операций, из-за которых я могу до сих пор волноваться, но они мне уже не снятся.

–Что бы вам хотелось изменить в кардиохирургии, что пока кажется не очень реалистичным?
– Простой ответ: хотелось бы, что все дети выживали. Знаете, летальность, особенно в самом начале пути, в кардиохирургии была очень высокая. Тяжело хоронить своих пациентов. Конечно, многое изменилось. Летальность за последние 10-15 лет очень снизилась: из больших цифр в 12-18% перешла в разряд 2-3%. Но нам бы, конечно, хотелось, чтобы смертность свелась к одному, заветному числу – нулю.

Яна Белоброва специально для IRK.ru. При поддержке фонда «Нужна операция»

Яна Белоброва специально для IRK.ru. При поддержке фонда «Нужна операция»