В школе я училась не очень хорошо, много списывала. И мне там было не интересно. А вот рисовать любила всегда. Дед мой всё детство со мной рисовал. Хотя по профессии он учёный-биолог. Но вообще семья у меня не слишком творческая: папа — врач, мама – учитель, бабуля – преподаватель в вузе, брат и сестра — медики. Так что из последнего поколения самая творческая — это я, остальные — мозговитые.
Несмотря на плохую учёбу, ЕГЭ я сдала успешно: в том, что нужно получать высшее образование, я даже не сомневалась. После некоторых раздумий пошла на архитектурный факультет, потому что это где-то около рисования. В отличие от школы, там я уже училась хорошо, даже отлично. У меня и по сопромату «пять», между прочим. Сейчас знания, которые я получила в университете, мне никак не пригождаются, но усидчивость и целеустремлённость во мне точно воспитал вуз: мы там круглыми сутками всё переделывали, добиваясь идеального результата.
Первая работа нашла меня сама. Я тогда только выпустилась. У меня ещё несчастная любовь случилась, разрыв сердца, – вот это вот всё. Мне было так плохо, хотелось поскорее куда-то себя вытолкнуть. И в это время мне звонит знакомый и предлагает работу дизайнером полиграфии. Я еду на собеседование, меня принимают.
И вот, когда уже пару лет работала, подруга сестры позвала меня в керамическую мастерскую. Там ещё круг был такой: без тормозов, без скоростей. Чуть-чуть нажал, он разогнался, всё – комок глины летит в стену. Я села за него, и он меня буквально размазал. Это, конечно, сильно задело моё эго. И потом я просто ходила каждую субботу по 6 часов занималась, пока у меня не стало получаться. Раза с четвёртого уже слепила что-то вроде тарелочки с бортиком в полсантиметра.
«Что мне мешает открыть собственное дело? Вообще ничего»
Гончарка стала моим топливом в серой и взрослой жизни. Плюс тогда ещё сменила работу на чертёжника, а в этой сфере творчества совсем немного. Я начала совмещать: по субботам вела мастер-классы по керамике, даже уже стала своими вазочками приторговывать. На тот момент было внутреннее ощущение, что мне надо заработать денег. Я их гребла просто отовсюду. Рано утром вставала, чтобы выполнить одну работу и уехать на другую. Даже расписывала по ночам кафе в фитнес-клубе. В общем, работала, не жалея себя, и спала по два часа.
Однажды я посчитала, что на продажах и халтурах заработала больше, чем на основной работе. И я подумала: «Так, финансовая подушка у меня есть. Зато нет ни мужа, ни детей, которых надо кормить, а квартира своя. Что мне мешает? Вообще ничего». Я вызвала папу в ресторан на серьёзный разговор. И он мне сказал: «Ну, Оль, пока твой отец работает как Железный Дровосек, ты можешь пробовать что угодно». Он же мне дал денег на печку для обжига, всё остальное купила сама. Взяла самый лучший гончарный круг. По тем временам он стоил 85 тысяч. Все материалы закупила.
Ремонт, интерьер в мастерской — всё это было сделано моими силами и силами единомышленников. Ко мне сразу подтянулись люди, с политеха друзья помогли. И мальчик пришёл рукастый, сейчас это мой помощник Антон. Он тогда хромой был: ему связки заменили в коленной чашечке. Но он хромой мне всё красил, помогал. Он сказал: «Научи меня гончарить – я тебе помогу сделать ремонт». У нас была такая договорённость.
«Ты гончаришь, просто как водяной в болоте»
Когда я освоила технику работы, стала искать свой стиль: то, что делали в Иркутске, мне категорически не нравилось. В тот момент на глаза попался журнал со статьёй про иностранного керамиста – Эрика Лэндона. Я посмотрела на его работы и подумала: «О боже, как он тонко чувствует! Как это красиво! Ни какие-то тяжёлые глиняные кувшины, а вазы. Смотришь, и звон от них идёт такой безмолвный». Я поняла, что хочу такие же большие формы крутить, так же видеть все изгибы, чтобы к пропорции вообще не придраться. За два с половиной года я всему этому научилась.
А потом случайно увидела, что он приезжает в Россию. Я восприняла эту новость спокойно, но неосторожно обмолвилась об этом папе. Папа же мой, как услышал: «Оля, ты что? Надо ехать. Он же легенда! Он же вдохновитель твой!» В итоге я съездила на его мастер-класс в Питер. Ехала больше за общением, так сказать, чтобы зафиксировать мастера во плоти. Ну и посмотреть его технику работы. Он по-другому гончарит. Сам темнокожий, а вазы у него из белой-белой глины. И когда он их лепит, только кончики пальцев вымазаны, как в сметанке. Я же за кругом сижу, как кикимора, вся в глине. Даже сам Эрик сказал мне: «Ты гончаришь, просто как водяной в болоте».
«Судьба печальная у нерп, у бууз с чебуреками всё хорошо»
Когда только начинала расписывать керамику, моей задачей было делать, как фабрика, только вручную. С потёками намазать глазурь и сказать «я художник, я так вижу» – это несерьёзно. Мне хотелось делать идеально ровно. Поэтому научилась покрывать изделия пульверизатором. А потом уже начала экспериментировать с глазурью – схлёстывать разные цвета и делать градиенты. Придумывала разные цветовые сочетания и как-нибудь интересно их называла. Как-то сидела на Ольхоне и смотрела на закат. И вдруг: «Опа, вот эта глазурь у меня есть, и эта». Там был градиент от жёлтого, переходящего в цвет «лосось» и дальше — в лавандовый. Часто видишь что-то в природе и воплощаешь.
Иногда идеи подбрасывают другие люди. Недавно Ольга Бронштейн предложила мне взять образы бурятской кухни и сделать брошки-буузы и брошки-чебуреки. И у меня мгновенно всё это нарисовалось в голове. Думаю сейчас ещё слепить рыбу горячего копчения. А вот нерпы у меня не задались. Я их слепила. Но все эти глазки, ротики — это не моё, надо сказать. Нерпы, конечно, получились прикольные, минималистичные, но не считывалось вообще, что это нерпы. Незнающий человек не поймёт, что у тебя за серая амёба. Судьба печальная у нерп: лежат у меня в мастерской в пакете. А у бууз с чебуреками всё хорошо.
Но у меня всё так – методом эксперимента: что-то получается, что-то – нет. Немало и полопалось всего. Я практически ничего не выбрасываю. Чаще склеиваю эти изделия, и в них потом растут кактусы. У меня уже целая плантация в разбитых горшках. Либо оставляю на мастер-классы: дети это потом расписывают. Либо пишу пост в инстаграме: «Ребята, у меня расхламление мастерской. Приезжайте, забирайте даром». Как правило, всё выгребается.
«Я решила выплёскивать любовь на тех, кто ею обделён»
В какой-то момент настолько преисполнилась тем, что я на своём месте, что получаю доход от того, что делаю и кайфую от этого, что меня стало разрывать. Я была слишком переполнена этой любовью и захотела делиться ею бесплатно. Жила я тогда в одиночку, и мне не на кого было это выплёскивать. Решила выплёскивать на тех, кто этим в жизни обделён. Три года я волонтёрила в школе слепых и слабовидящих детей в Радищево. Каждый четверг или через четверг, как у меня получалось, приезжала, мне собирали группку детей, и мы с ними лепили.
Меня это саму невероятно напитывало. Например, ты дал ребёнку глину. Он тебя спрашивает: «А можно я вот это слеплю?» Я говорю: «Да». «А вот это можно?» «Лепи, лепи, я тебе ещё глины дам». Потом он спросит: «А как корзинку лепить?» «Сейчас покажу». «А у меня не получится». «Ну как — не получится? Я тебя сейчас научу». Вот так говоришь-говоришь, а потом этот мальчик к тебе подходит, вжимает свою голову тебе в живот и говорит тихо-тихо так: «Господи, я вас обожаю». А ты стоишь, и у тебя просто слёзы катятся.
Но эти мои чистосердечные труды в том числе принесли мне важные знания о личных границах. С такими детьми это выстраивается очень чётко: здесь не должно быть ни жалости, ни лишней мягкости, потому что они могут начать этим злоупотреблять, например, что-то выпрашивать. Я объясняла ребёнку: «Знаешь, это мой любимый браслет, поэтому я тебе его не отдам». Какие-то такие вещи тонкие. И они, вот эти дети, меня подготовили к тому, чтобы пойти волонтёрить в тюрьму. То есть без подготовки детьми я бы с зэками не смогла, как мне кажется.
В тюрьме у меня в группе были взрослые – убийцы, насильники, вот эти все ребята. Полгода где-то я ездила. Сначала от галереи «Диас», а потом продолжила к малолетним ездить сама. Причём не лепить: ездила просто общаться. Мне их воспитатель говорил: «Ольга, а когда вы к нам приедете? Они после вас такие все благостные, такие просветлённые». А школа слепых после трёх лет моего волонтёрства оформила и выиграла грант на керамическую мастерскую. Они всё там обустроили, звали меня. Я отказалась, но нашла им преподавателей, которые там до сих пор работают и очень мне благодарны за это. Да и мне отлично, что дети – в надёжных руках.
«Я могу свою миссию нести везде»
Я очень счастливый человек. Когда меня спрашивают, как дела, отвечаю: «Да лучше всех». Потому что все себе придумывают в голове непонятно чего, а я с этим научилась работать. Я совершенно счастлива в Иркутске. В Москву и Питер не планировала уезжать. Я там была, и мне там не нравится. Возможно, хотела бы жить там, где потеплее. Но это желание то пропадает, то возобновляется. В любом случае для меня это не критично: если что-то поменяется, буду жить счастливо в другом месте и не буду считать свой отъезд каким-то предательством. Мне кажется, миссия человека не привязана к одной локации. Я могу свою нести везде.
Любовь Головина, специально для IRK.ru
Фото предоставлены героем публикации
Любовь Головина, специально для IRK.ru
-
Galina
2 июля 2021 в 15:59
Загрузить комментарииМой первый комментарий!
Специально зарегистрировалась, что б оставить здесь комментарий. Статья отличная, человек замечательный, я чуть не расплакалась читая про детишек. Ольга, вы очень не равнодушный человек, успехов вам в работе!