«Знаешь, что плохой – выкинь». Интервью с писательницей Линор Горалик

Не знаю, откуда Линор прилетела в Иркутск, и без понятия, куда она полетит после завершения фестиваля, ведь Горалик — не только писательница, она ещё и успешный специалист по маркетингу и пиару, эксперт по моде, постоянно читающий лекции в университетах разных стран мира. Guest star, как и говорилось. Но пока она здесь, в Иркутске, невозможно было не умолить пресс-службу фестиваля помочь организовать с ней интервью.

— Не могу не впасть в комплекс провинциала и, при всём уважении к организаторам фестиваля и глубочайшей же к ним благодарности, не заметить, что фестиваль всё-таки иркутский (хоть и международный). И, опять же, никак не занижая ни значимость ваших книг, ни вашу известность в среде иркутской читающей публики, невозможно не думать о том, что «размер имеет значение». В данном случае — размер аудитории: безусловно, в более крупных городах, западнее от наших сибирских троп, знание современных авторов, полагаю, посолиднее будет. Так — почему же вы, тем не менее, приехали на наш провинциальный международный фестиваль?

— У меня в голове вообще нет разделения на «центр» и «провинцию» в том, что касается культуры. Мне кажется, интернет с этим покончил в последние двадцать лет: культура дышит, где хочет; и те, кто создаёт настоящую (на мой субъективный вкус) культуру, и те, кто ей интересуется всерьёз, живут везде. Это раз. Два – на фестиваль едешь не столько поговорить, сколько послушать; программа иркутского фестиваля очень впечатляющая, и я жду возможности услышать не только тех, кого давно знаю, но и тех, кого не знаю совсем. А три – я много езжу по России при возможности (по крайней мере, стараюсь), это кажется мне важным; вот теперь у меня есть возможность увидеть Иркутск благодаря фестивалю, и я ей радуюсь!

— А участие в фестивалях для авторов не начинающих, а вполне состоявшихся — это что? Ну, то есть как видно из западных фильмов\ сериалов, там подобное промо — часть «обязательной программы» для писателя. У нас — наверное, вряд ли. Соответственно, что вас мотивирует к участию в такого рода мероприятиях и каков профит? (я не про материальную сторону, конечно, а про… творческую, эмоциональную).

— Хорошие фестивали дают предельно важное чувство общности (я говорю исключительно за себя, конечно). Быть несколько дней в плотном контакте с прекрасными и умными людьми, занятыми общим с тобой делом, — это не только светское удовольствие (огромное, кстати, — и это тоже часть фестивального обаяния), но и нечто гораздо большее: от этого получается чувство, что в своей работе, зачастую кажущейся такой выматывающей и одинокой, ты не один.

— Вы вот ранее сказали, что интернет, по сути, помогает развитию культуры. Точнее, стирает границы. Но можно ли сказать, что вся эта фестивальная история в наш донельзя окоммуницированный, оцифрованный век, — как раз подзабытое «аналоговое» ощущение настоящего общения, оффлайнового?

— Именно так. Это очень существенная составляющая.

— Я подписан на вас в соцсетях и стараюсь регулярно читать канал в телеграме про маркетинг, но, к сожалению, как ни стыдно признаться, не читал ваших последних книг. Довольно давно уже читал первую книгу про Агату и книгу про Мартина. И они… скажем так… произвели лично на меня впечатление. Это не бытовая проза. Поэтому хочу задать тупейший вопрос: а как вы пишете? Есть ли какие-то ритуалы («надо зачинить десяток карандашей, ну и пофиг, что пишу всё равно на клавиатуре»)? Есть ли вообще что-то, что сподвигает писать?

— У меня не бывает позыва «просто написать что-нибудь»: я знаю прекрасных авторов, которые могут в порыве вдохновения не иметь ни малейшего понятия, что получится, — и получать, тем не менее, на выходе замечательный текст… Но я не они. Я работаю очень структурированно. Во-первых, планирование и разработка структуры книги, прописывание линий и характеров персонажей, структурирование обстоятельств действия и логических связок… Всё это может занимать львиную долю времени и требовать большей сосредоточенности и усилий, чем, собственно, создание текста. А во-вторых, мне приходится прибегать к довольно жёсткой дисциплине: например, в определённые периоды писать каждый день в такое-то время столько-то часов, хочется мне этого или нет. Потому что для меня написание текста (мы говорим тут про прозу, в первую очередь) – тяжелая работа, и в противном случае она никогда не будет сделана.

— Введение к вашему интервью в газете «Реальное время» начинается так: «Линор Горалик — российский поэт, писатель, эссеист, художник, автор ряда поэтических и прозаических сборников, романов, книг для детей…». Вопрос: вы чувствуете себя российским писателем? Израильским? Влияет ли язык, на котором вы пишете, на это самоощущение, на эту самоидентификацию? Можно ли писать на русском — и при этом быть не российским писателем/поэтом?

— Я совершенно не берусь выносить громкие суждения о том, как соотносятся «русскость», «российскость» и «русский язык»: во-первых, об этом уже очень много переговорено, бог с ним. А во-вторых, в том, что касается идентичности, я стою на довольно твёрдой позиции: только и исключительно ее носитель может решать, как именно она устроена; кем человек себя чувствует, тот он и есть. С моей собственной идентичностью дела устроены так: я вполне чувствую себя российским автором — хотя у меня нет российского гражданства, — просто из-за того, что я пишу на русском языке, мои книги выходят в России, а мои тексты полностью завязаны на русскую культуру и историю. Но при этом я, безусловно, считаю себя израильтянкой, и это огромная, важнейшая часть моего самоощущения, — а вот израильским автором я не чувствую себя совершенно (хотя, например, действие моего последнего романа целиком происходит в Израиле и завязано на израильские реалии). Говорю же, бог весть, как этот паззл складывается в голове у живого человека; лучше не рассуждать об этом, видимо, применительно к кому бы то ни было, кроме себя.

— В другом интервью, NEWSru.co.il, вы говорите: «Мне сразу было понятно, что между „производить впечатление на всех подряд“ и „писать хорошие тексты“ лежит неприятная пропасть: эти две вещи несовместимы». Собственно, а почему? Почему нельзя писать хорошие тексты, которые на многих производят впечатление?

— Речь в этом интервью шла не о количественных параметрах, а о целеполагании при работе с текстом. Есть выдающиеся авторы, достигшие огромного массового успеха, и я ими восхищаюсь; никакого противоречия между «хороший текст» и «текст, который нравится многим», для меня не существует. Но в интервью я говорила о том периоде собственной юности, когда мне стало ясно, что если пытаться «писать так, чтобы всем нравилось», у меня никогда не будет шанса попытаться писать хорошие тексты, — а меня это, к счастью, в какой-то момент полностью перестало устраивать.

— И очевидный вопрос с учётом предыдущего: что такое «хорошие тексты»? Не будучи писателем, т.е. продуцирующей, а не потребляющей единицей (извините), я не могу понять, отличается ли хороший текст с точки зрения писателя и хороший текст с точки зрения читателя?

— Это очень трудный вопрос — и у меня нет на него ответа. Я много говорила про это с коллегами и совершенно твёрдо знаю, что в огромном количестве случаев автор, например, считает сильными одни свои тексты, а читатель у того же автора те же самые тексты почти не замечает, отдавая предпочтение совершенно другим. Лично для себя я в какой-то момент решила две вещи: я не пишу литературную критику и не вхожу ни в какие жюри — ровно потому, что не готова говорить про чужие тексты, хорошие они или плохие (за исключением редчайших случаев, когда очень хочется похвалить кого-нибудь в фейсбуке). Иными словами, я никогда не становлюсь по отношению к чужому тексту в экспертную, а не читательскую позицию (как читатель-то я, понятно, могу любой текст в ходе чтения оценивать полностью на свое усмотрение). Что же касается своих собственных текстов – тут у меня в голове работает какая-то машина, которая говорит: «вот для этого текста ты выложилась на все сто процентов; ты сделала для него все возможное, он настолько хорош, насколько ты вообще способна сделать его хорошим, всё, отпусти», — или, наоборот, совершенно безжалостно оповещает, что текст плохой и его надо выкинуть. Я ей верю.

— И в завершении: что греха таить — стереотипный образ успешного писателя рождается из нарратива как раз той самой фестивальной истории, когда он уже слегка устал подписывать книги восторженным поклонникам, а очередь всё не иссякает. При этом «успешный писатель» и «хороший писатель» — далеко не всегда тождество. Вы, опять же, в вышеупомянутом интервью говорите: «я поняла, что хочу писать хорошие тексты». Можно ли сформулировать гипотетическому начинающему писателю из числа наших читателей если не рецепт, то совет — совет от Линор Горалик: как, если уж хочется писать, писать хорошо? Как учиться писать хорошо? И при этом — когда нужно начинать бороться за успех?

— Я совсем ничего не знаю про «борьбу за успех» и ничего тут присоветовать не могу, — мне кажется, это немножко дикая концепция там, где речь идёт о книгах. Я считаю, что бороться надо за качество текста, а дальше найдутся те, кому он нужен. И единственное, что я могу посоветовать, — это не пытаться обманывать и забалтывать себя, когда внутренний голос говорит: «Этот текст плохой». По крайней мере, для меня работает только это. Знаешь, что плохой – выкинь.

P.S. Как любой хороший совет, последнюю фразу от Линор Горалик можно применить не только к текстам. Вспоминайте это почаще.

Увидеться с Линор Горалик можно будет 1 сентября в 14:00 на лекции «Неантропоцентричный гуманизм»: Лекторий №1 «Планета» — улица Ленина, 48.

Организаторы ИМКФ — фонд поддержки социальных инноваций «Вольное Дело» и ассоциация «Межрегиональная федерация чтения».

Глеб Русин, специально для IRK.ru