Печальная баллада для Энн Хэтэуэй

7 февраля в иркутский прокат вышел музыкальный фильм «Отверженные» — экранизация одноименного романа-эпопеи Виктора Гюго.

Нарушивший условия условно-досрочного освобождения каторжник Жан Вальжан (Хью Джекман), в прошлом вор, бродяга и нищий, скрывается от своего бывшего надзирателя под видом мэра, владельца фабрики и при этом филантропа. Несправедливо сокращенная с его же производства Фантина (Энн Хэтэуэй) идет на заработки в трущобы — начав торговлю с медальона дочки, как-то незаметно заканчивает сделку продажей тела. Затеяв ссору с недовольным клиентом, она попадает в руки инспектора Жавера (Рассел Кроу), но ее вовремя спасает проходивший мимо Вальжан, который чувствует за собой вину настолько, что тут же решает установить опеку над ее дочерью Козеттой (Аманда Сайфред).

На беду им Жавер — тот самый надсмотрщик с каторги, и он вот-вот вспомнит Вальжана. Беглец по-быстрому выкупает девочку у трактирщика и его жены (Саша Барон Коэн и Хелена Бонем Картер), которые, вместо того чтобы присматривать за ней, пока мать на работе, нещадно эксплуатируют детский труд. Вальжан снова меняет личность, чтобы через много лет месте с повзрослевшей Козеттой оказаться в предреволюционном Париже.

Бродвейский мюзикл «Отверженные» прочно вошел в современную поп-культуру, музыка из него явилась фоном для различных политических и общественных событий, а сам он стал феноменом и самой долгоиграющей музыкальной постановкой в истории. Какая связь между классикой от Гюго и современным культурным фоном Америки, в резонанс с которым она вошла — вопрос для серьезного исследования, но эта история действительно любима публикой.

Но даже такая трепетная любовь не могла гарантировать успех киноверсии. Прежде чем приступать к производству, все было тщательно проанализировано, взвешенно и просчитано чуть ли не с помощью компьютера. Актеров отбирали строжайше — прежде чем утвердить на роли (а это люди из «главной обоймы» Голливуда), их заставили десятки раз ходить на пробы, пока создатели не поверили, что это те самые артисты.

Сначала Хэтэуэй давилась жидкой овсянкой, сбрасывая для роли вес по каким-то секретным методикам. Джекман, наоборот, активно отъедался, чтобы набрать вес. Потом Хэтэуэй обрили налысо, а Джекману не давали сутками пить воду. Такие самопожертвования во имя искусства почему-то принято равнять с актерским мастерством, но и на площадке бедным артистам не давали покоя — мучили бесконечными дублями, заставляли петь прямо на площадке вместо того, чтобы, как обычно, открывать рот под фонограмму. Отсняли совершенно невообразимые четыре часа всей этой вакханалии, от которых в театральной версии осталось «всего» каких-то жалких два с половиной, на протяжении которых лучшие лица современного кино выдавливают из себя что-то невообразимое.

Больше всего преуспела Энн Хэтэуэй. Она так сильно истязает себя перед камерой, что доводит игру до форменного безобразия, переходя под конец партии от собственно игры к какому-то уже гротескно-патетичному юродствованию. Хэтэуэй впечатляет, поначалу вообще вся эта постановка смотрится с интересом и не без удовольствия, но ровно до того момента, как режиссер впадает в повторы. Когда Эдди Редмэйн, играющий революционера Мариуса, поет «Пустые стулья за пустыми столами» с абсолютно теми же приемами, что и Хэтэуэй часом ранее, или когда Кроу исполняет совершенно противоположные по смыслу монологи, но с теми же эмоциями и декорациями, там уже просто никому не веришь.

Жан Вальжан, признанный одним из сильнейших образов в мировой литературе, отчего-то не раскрывается в исполнении великолепного Джекмана. У того в фильме первый монолог, и смотрится он шикарнейше, но что-то не дает увидеть на экране героя Гюго, а не поющего, пусть и хорошо поющего, Хью Джекмана. Кроу поет хуже и словно стесняется своего недостатка, весь фильм проходив с грустным, но с самого начала добрым лицом, за которым также при всех усилиях не видно инспектора Жавера, которого Гюго писал, задумайтесь на минутку, с Видока.

Искать Гюго в этой адаптации «Отверженных» в принципе не стоит — пока история добралась до кинотеатров, она претерпела превращение сначала из книги в оперу, а потом уже в мюзикл, по дороге теряя дух оригинала и ничего особо не приобретая.

За длящимися бесконечно песнями теряются персонажи, за надрывной игрой актеров, загнанных в такие условия, когда полутонов быть не может, теряется и сюжет. Повествование легко может перемахнуть через десяток-другой лет, а может навечно увязнуть в одной сцене. Диалогов почти нет, а когда они есть, вздрагиваешь от испуга, слыша обычную речь, которую уже, кажется, начал забывать. А потом начинают петь, переходя к мелодекломации посреди фразы, и снова вздрагиваешь. С какой целью это все разыграли, категорически не понятно.

«Отверженные» — не совсем мюзикл: танцевать никто почему-то не стал, а песни по своей сути — обыкновенное пижонство и страшный формализм. История превращается в череду сценических номеров различного уровня исполнения с поющими звездами, смотреть которые можно строго из большой любви к этим людям.

Актеры настолько сосредоточены на себе, что о бедном зрителе никто не вспоминает. Только Коэн и Картер, эта странная во всех отношениях парочка — пока остальные, пуская по щеке глицериновые слезы, заняты игрой на «Оскар» — честно делает то, что и положено актером мюзикла — развлекает аудиторию.

Постановщик Том Хупер (вызвавший множество споров «Оскар» за ленту «Король говорит!») просчитал все: великолепная музыка, талантливые исполнители, хорошая история, любимый миллионами мюзикл. Провалился он только в одном — амбициозная идея с экспрессионисткой актерской игрой и живым пением почему-то не сработала. Это был бы великолепный фильм, если бы не столь относительная кинематографичность. Была ли все-таки у режиссера какая-то определенная цель, которую он стремился достичь «Отверженными», мы не узнаем, но выпускать зрителя из зала даже после воодушевляющего финала в полном опустошении и изнеможении весьма опасно.

Вадим Пашин, IRK.ru