Иркутск тыловой: продуктовая база фронта

Лучшее — фронту, остальное — себе

С началом Великой Отечественной войны изменились приоритеты в продовольственном обеспечении. В результате оккупации ключевых сельскохозяйственных житниц СССР — Украины и Дона — основная нагрузка в заготовке продовольствия легла на центральные и восточные регионы страны.

В условиях жесточайшего продовольственного дефицита по всей стране ввели централизованное распределение продуктов, в первую очередь хлеба. Большая часть урожая шла на фронт. Остальное распределяли по карточкам

Как давалось селянам Иркутского района выполнение фронтовых планов, прекрасно помнит труженица тыла Улита Андреевна Сердюк. Летом 1941 года, закончив восьмой класс, она бросила школу и пришла работать в Хомутовский колхоз, на замену мужчинам, ушедшим на фронт. Так и трудилась на полевых работах всю войну.

— Очень трудно было в первую зиму. Мужчин всех забрали на фронт, поля остались неубранные. Пшеница и овес «ушли в снег», их убирали потом весной. А картофельное поле — 20 гектаров — пришлось убирать нам, девчонкам и мальчишкам, но до морозов выкопать не успели.

Все последующие годы тяжелую крестьянскую ношу несли дети, старики и женщины. На полях приходилось работать вручную, без сельхозтехники — сами пахали, боронили почву, удобряли перегноем, сеяли. Работали бригадами. Звено, в которое входила Улита Андреевна, состояло из десяти девчонок в возрасте от 10 до 13 лет.

— В начале апреля наш бригадир заставлял делать длинные навозные гряды, внутри которых мы клали дрова и зажигали их, — поясняет труженица. — Дрова горели, а мы на угли складывали навоз, чтобы он скорее прогрелся и «загорелся», то есть превращался в перегной. В мае мы завозили его на поля, где росла озимая пшеница. Летом наше звено принимало участие в сенокосе и прополке овощей. Наше звено бригадир Кузнецов назвал «звеном высокого урожая»: удобренная нами озимая пшеница в августе 1942 года дала 25 центнеров с гектара. А в 1943 году мое звено собрало еще больший урожай.

Сами селяне питались чем придется: малосъедобными остатками от собранного урожая, кореньями и дикоросами. Если везло, успевали сделать запасы из ягод и грибов. Все самое лучшее из собранного на полях шло на запад.

— Мерзлую картошку мы возили на санках домой, где и «перерабатывали»: из подмороженной крутили на мясорубке фарш, из которого на плите стряпали лепешки, — рассказывает Улита Андреевна. — А незамороженную картошку чистили, крошили на кусочки, сушили в русской печке, затаривали в мешки для отправки на фронт. Картошку на семена не закладывали, а сберегали очистки, и к весне их проращивали и сажали в землю.

Обычной практикой военного времени была активная мобилизация городских жителей на полевые работы в ходе уборочной кампании. Многие иркутяне — от самых маленьких до самых старых, трудились наравне с селянами ради снабжения фронта и в последнюю очередь — себя и близких.

Колхозники зависели от времени, проведенного на полевых работах, так называемых трудодней. В зависимости от личного вклада, в пересчете на эти самые трудодни, по итогам уборочной кампании селяне получали определенную норму урожая.

Время военное

В Иркутске в годы войны с продуктами была еще более напряженная обстановка. Нормы выдачи хлеба, как и по всей стране, были более чем скудные: до 600 граммов хлеба для работающих и 400 граммов для иждивенцев. За дневным пайком приходилось отстоять многочасовую очередь, но полностью отоварить имеющиеся карточки получалось не всегда.

Несмотря на то, что товарно-денежная торговля практически замерла, в городе действовали рынки. Правда, цены были очень «кусачими». Зато широкий размах приобрел натуральный обмен, когда горожане меняли ценные вещи и драгоценности на продукты. Некоторых выручали навыки рукоделия — тем самым семьи выкручивались в условиях дефицита различных потребительских товаров.

— Я вязать научилась еще до войны, научила и сестру, — вспоминает иркутянка Людмила Александровна Козлова, чьи детские годы пришлись на военное время. — Вязали все, что закажут: кофты, рейтузы. Когда не было заказов из шерсти, вязали платки из белых толстых ниток, за неделю мы с сестрой вязали по две ажурные каймы, а мама середину аккуратно сшивала. Продавала я, так как мама работала с 8 до 20 часов без выходных. Все по дому было на мне. Продам платок рублей за 600, а котелок картошки стоил 300 рублей. Я просила продать картошку подешевле, так как мне еще нужно было купить стакан муки за 20 рублей и вилок капусты за 20—30 рублей. Хлеб стоил 300 рублей — булка весом 600 грамм. Придя домой, варила кастрюлю щей, заправляла одной ложкой муки и ели, казалось бы досыта, а через час—два снова хотелось есть. Ни жиров, ни рыбы, ни мяса не было.

Впрочем, положение рабочих промышленных предприятий Иркутска немного облегчалось наличием заводских столовых, где можно было питаться в добавку к карточному пайку. Правда, и здесь были свои трудности: в помещениях катастрофически не хватало посуды, столовых приборов, да и самих столов и стульев.

В городе царила жесткая бытовая неустроенность. Многие меры по благоустройству города с началом войны отложили, не лучшие времена переживало и коммунальное хозяйство. К 1941 году централизованная система водоснабжения не охватывала большинство районов города, поэтому иркутяне массово пользовались городскими общественными банями для мытья и прачечными для стирки белья.

С введением военного положения многие бани в Иркутске перешли под хозяйственные нужды, например склады. Из-за этого значительная часть жителей уже не могли регулярно мыться. Хотя у рабочих порой на это просто не было времени из-за многочасовых трудовых смен и постоянных дополнительных общественных работ. Городские прачечные перешли на стирку белья для военных и госпиталей, из-за чего горожанам пришлось выкручиваться самим. В городе экономили электроэнергию для жилого сектора, отчего многие горожане вынуждены были освещать дома керосиновыми лампами. Но мало роптал народ на неизбежные трудности — День Победы иркутяне приближали, как могли.

Андрей Щепин, ИА «Иркутск онлайн»