Сергей Ерощенко о тарифах ЖКХ, аэропорте и лизинге самолетов

UPD. От редакции: материалы по аэропорту публикуются впервые. По словам Сергея Владимировича, информация не разглашалась, чтобы избежать спекуляций с землей в районе строительства новой ВПП.

— Проект аэропорта вызывает бурные дискуссии. Во время выборов ваши оппоненты утверждали, что вы планировали там чуть ли не казино построить. Так что новые чиновники областного правительства без сожаления расстаются с идеей авиатранспортного хаба в Иркутске. Но перед тем, как «закрыть» тему, мы хотели бы точно знать, что же вы там предполагали создавать?
— Лучший аэропорт в России.

— Смеетесь?
— На самом деле для того, чтобы построить новый аэропорт, нужна идея. Такая, которая заслуживает вложений. Почему я говорю, что при обычном варианте никакого нового аэропорта не будет? Потому что у нас всего-то 1,5 миллиона пассажиров. И аэропорт не обеспечен ни инфраструктурой, ни современными сервисами. У нас был план: на первом этапе, поддерживая авиакомпании, выделяя деньги на лизинг самолетов, субсидируя местное авиасообщение, мы развивали авиацию. В программе участвовали три авиакомпании — «Ангара», «ИрАэро» (наши иркутские перевозчики) и «Панх» (компания из Улан-Удэ). Благодаря этому появились новые самолеты, открывались новые рейсы, увеличивалась частота полетов. И мы дошли до стандарта роста пассажиропотока, сравнимого с московским авиационным узлом. То есть мы показали, что пассажиропоток увеличивается на 18% в год, а значит, есть необходимость инвестирования. Мы улучшили сам бизнес-процесс, и аэропорт стал прибыльным предприятием. И тогда на этой основе мы стали говорить: нужен центр техобслуживания. Именно на этой основе! Не в Новосибирске, не во Владивостоке, не в Геленджике, а в Иркутске. И все согласились: да, здесь же авиазавод, кадры, дешевая электроэнергия, здесь все-таки обоснованно. Это — второй этап нашего проекта.

Центр техобслуживания требует больших инвестиций. И они обусловливают развитие иркутского аэропорта как ключевого элемента российской авиационной инфраструктуры. А для инвестиций нужен благоприятный климат. Самое простое и обоснованное решение для этого — создание свободной экономической зоны. Что она дает? Во-первых, приток инвестиций в сам проект (за счет льготного налогообложения, особого таможенного режима), во-вторых, расширение возможностей по формированию грузовых и пассажирских потоков.

Президент и премьер-министр подписали предварительное согласование создания портовой ОЭЗ. Это значит, иностранные пассажиры смогли бы здесь находиться 72 часа без оформления виз, а для транзитных грузов вводился бы бестаможенный режим. Такие правила действуют в том же корейском аэропорту. Если мы будем здесь брать таможню, никто через нас не повезет — повезут через Китай или Корею.

Проект складывался интересный. Российский центр техобслуживания сразу вывел бы Иркутск в ранг крупнейшего авиационного центра на востоке страны. Заинтересованность в этом проекте высказала российская государственная корпорация «Ростех».

Безвизовое 72-часовое пребывание иностранцев — это возможности для роста туризма на Байкале, причем не в экологически уязвимых местах озера — на Ольхоне и в Ольхонском районе, а в инфраструктурно более развитых Иркутском и Слюдянском районах.

Что касается бестаможенной зоны для грузов. Эта идея сразу привлекла интерес потенциальных инвесторов. Поэтому появился Джек Ма (китайский миллиардер, владелец крупнейшего холдинга Alibaba), с которым любая территория мира счастлива работать, а он обратился к нам. И у нас было оговорено его участие. 42 гектара земли в Иркутском районе, которые нужно было выделить на развитие аэропорта, по обороту дали бы больше, чем вся Иркутская область. Потому что это — мировая торговля. И тогда появляется смысл трансконтинентальных полетов.

— А как быть с Мемориалом памяти жертвам политических репрессий?
— Мемориал не затрагивается ни при развороте полосы, ни при строительстве новых терминалов, инфраструктуры и других объектов. Эта территория неприкосновенна, о чем я многократно заявлял.

— Сам проект — не Нью-Васюки?
— Это не новый проект, это то, что когда-то давно уже просчитывали и обещали. Вы заметьте, за четыре года чем мы можем гордиться? Тем, что выполнили обещания, когда-то данные жителям Иркутской области. Мы закрыли Байкальский ЦБК. Многие это обещали, а сделали мы. Дорогу на Байкал с советских времен обещали — а мы начали её делать. И аэропорт.

— А сможет этот проект сделать кто-то другой?
— Не берусь об этом судить. Но со своей стороны заверяю, что готов помогать, если будет сделана ставка на реализацию проекта.

Я убежден, что любой, кто поставит цель реального экономического развития Иркутской области, придет в конечном итоге к этой же концепции. Все проекты увязаны между собой. Вот аэропорт, вот дороги, вот муниципальное развитие, вот газификация: казалось бы, какая связь? На самом деле прямая. Не будут строиться новый аэропорт, дороги, не продолжится территориальное развитие, не появится газификация, не будет новых предприятий и рабочих мест. Одно за другое цепляется. Инвестиционно привлекательная территория синергетическим эффектом собирает возможности развиваться. Как только исчезает одно звено, рушится вся цепочка.

И когда мы заморозили тарифы, держали их, это как раз было призывом для инвесторов: для теплоэнергетиков — приглашением инвестировать в улучшение себестоимости, для всех смежников — подтверждением стабильности условий работы на территории Иркутской области. А если мы в угоду котлодержателям собираем с жителей дополнительно 800 миллионов рублей, мы должны понимать, что 2,7 миллиарда незапланированных денег нам придется отдать через поддержку муниципалитетов. Мы и бюджет не развиваем, и людям жизнь ухудшаем. Это никому не выгодно.

— Как же, а этим самым котлодержателям?
— Сборы не увеличатся: экономическая ситуация сейчас сложная, на повышение зарплат денег нет. Рост тарифов еще больше подстегнет инфляцию. В итоге платежи с населения будут в лучшем случае на прежнем уровне — хоть повышай тариф, хоть не повышай. Но начнет расти задолженность. Хорошо, если коммунальные предприятия не станут выкручивать людям руки и отключать за неплатежи. Во время кризиса это не лучшая стратегия.

— Но ведь кризис уже не первый год. И ничего, до сих пор справлялись…
— Мы много работали. Я не о себе, а обо всей команде, всех мэрах и даже — обо всей Иркутской области. Если четыре года назад наш регион пытался в одной единственной программе участвовать — по переселению из ветхого и аварийного жилья, то к концу срока моих полномочий — в 19 программах. У нас работал такой крупнейший специалист в этих вопросах, как Лариса Иннокентьевна Забродская. Она самозабвенно занималась своим делом, любя Иркутскую область. По каждой программе мы получали от 40—50 миллионов рублей до нескольких миллиардов. Это — инвестиции, под которые бизнес вкладывал свои деньги в куда большем объеме. И дорога на Байкал, и самолеты, и детские сады, и жилье под переселение из ветхого фонда, бассейны, ФОКи были нужны не Сергею Ерощенко, а всей Иркутской области: чтобы люди не бились на дорогах, чтобы летали на новых самолетах, чтобы развивался аэропорт, чтобы дети ходили в нормальные благоустроенные сады и школы. Проекты помогали бизнесу: в муниципалитетах ожило строительство, смежные отрасли, началось развитие инфраструктуры.

Все уже забыли, что Байкальский тракт был некатегорийной дорогой, на которой машины бились лоб в лоб, люди гибли. На нем были постоянные аварии и пробки. Сейчас стало значительно лучше. Идею бы до конца не потерять.

— Много разговоров ведется о дефиците бюджета Иркутской области. В конце прошлого года региональное правительство провело конкурс на коммерческое кредитование покрытия дефицита. Если бы вы остались у власти, тоже стали заимствовать?

— Мы передали бюджет полностью сбалансированный, один из лучших в России: и зарплаты, и указы президента, и социальное строительство были в нем заложены в полном объеме. И участие в федеральных целевых программах, и в соглашениях социально-экономического партнерства с предприятиями. Но люди в этом бюджете запутались, и у них началась паника. Это не в плане критики — пришли бы за помощью, я бы помог. Не в моих интересах бороться с действующей властью: я заинтересован, чтобы область развивалась. Насколько я понимаю, до коммерческого кредита дело не дошло — средств хватило с учетом ранее обещанных перечислений из федерального центра, но панику мы все услышали.

Насчет заимствований. Я с первых дней работы всегда говорил: вопрос не в том, берешь ты деньги или не берешь. Их нужно брать, но помнить, что кредит — это зонтик, который тебе дают в хорошую погоду, а возвращать приходится в дождливую.

И каждое заимствование должно быть взвешенным, даже если оно беспроцентное. Нужно точно знать, что за период, на который ты взял деньги, у тебя увеличится собственный бюджет. Не наоборот. И мы это демонстрировали. Если в 2012 году мы имели консолидированный бюджет Иркутской области 83 миллиарда рублей, то когда мы уходили, бюджет уже составлял 125 миллиардов. То есть рост за три года — больше 40 миллиардов рублей, а госдолг в 2,5 раза меньше этой суммы — около 14 миллиардов. Но мы установили для себя планку: заимствования не должны превышать 11% от собственных доходов бюджета. Я думаю, больше 15% вообще занимать нельзя, если ты разумный человек.

Деньги, которые мы заимствовали, стали одним из источников роста бюджетных доходов. Без них мы бы не смогли столько социальных объектов построить, взяться за дороги.

Но заметьте, мы коммерческие кредиты заменяли на бюджетные. Конечно, можно в Сбербанке получить коммерческий кредит. Но Сбербанку помогает федеральный центр, и мы тоже, получается, должны помогать? Странная ситуация — все поддерживаем Сбербанк. Банкам надо на рынке зарабатывать, а не на бюджете. Поэтому мы вели политику по замене коммерческих кредитов на бюджетные.

— Новое правительство Иркутской области заявляло о том, что все налоги вы собрали с предприятий в начале года, а в конце года они предъявили требования о частичном возврате этих платежей. Что произошло на самом деле?
— Я полагаю, компании стали пересматривать свои инвестиционные программы. Нужен постоянный диалог с ними, это выгодно обеим сторонам – и бюджету, и бизнесу. Когда я начал работать губернатором в мае 2012 года, первое соглашение, которое мы заключили, было с Роснефтью: область предоставила компании налоговые преференции, и Роснефть получила возможность полностью перестроить Ангарскую нефтехимическую компанию. Новое предприятие получилось, сто с лишним миллиардов рублей вложения! По экологии сильно продвинулись. Мы же все понимаем, что АНХК не конфеты выпускает, это опасное производство, и, осознанно льготируя, шли на то, чтобы оно прошло глобальную модернизацию и стало менее опасным для экологии.

— Иногда экологические приоритеты приводят к потерям рабочих мест. Как, например, получилось с БЦБК.
— Мы БЦБК закрыли не только чтобы экологию соблюсти, но, заметьте, в Байкальске больше рабочих мест создано, чем было до закрытия. И зарплата средняя выше. И уровень безработицы — ниже, чем в целом по области.

— Почему же вы об этом не говорили, а в основном говорили о новых планах?
— Да, нам ставят в вину, что мы не пиарились, не умели хорошо говорить, дискутировать. Не это важно. Нужно было сделать больше, чем мы сделали. Байкальск, Ангарск, Братск многострадальный (тоже модернизация производства)… Когда я пришел, понимал: до каждого жителя нужно доносить, что мы не получим сиюминутное улучшение, придется поработать.

— А что получила область, помогая компаниям, в частности АК «Ангара», входящей в ранее вами возглавляемый холдинг «Истлэнд»?
— Понимаю, что для всех вопрос «Ангары» — больной. Компания получила в 2015 году 140 миллионов рублей бюджетных субсидий по программе лизинга самолетов. При этом она платит в бюджет в год более 500 миллионов рублей, и за счет приобретения по лизингу пяти самолетов (каждый из которых, кстати, стоил ей 850 миллионов рублей) налоговые отчисления увеличились. Выросло число рабочих мест, отчисления НДФЛ, платежи во внебюджетные фонды, оплата аэропорту за взлеты-посадки. Эти 140 миллионов рублей для областного бюджета уже окупились. К сожалению, тема стала спекулятивной, и теперь область не будет помогать авиакомпаниям брать самолеты в лизинг, хотя это — федеральная политика развития российской авиации. Есть на этот счет хорошая библейская притча про талант, зарытый в землю: не вложимся, не получим отдачи, останемся при том, что было.

Сейчас мы теряем возможность поддерживать авиацию — значит, авиации не будет. Не так много регионов имеют собственные авиакомпании и могут управлять этим ресурсом, формируя инвестиционный климат, развивая сеть авиасообщения, транспортную доступность территорий.

— А в целом политика сотрудничества с бизнесом выгодна бюджету или только потери приносит?
— Когда мы пришли, не было самого главного – стимула развития предприятий. Но потом, благодаря совместным усилиям областного правительства, бизнеса и муниципалитетов, начал формироваться инвестиционный климат. И через 40 с лишним соглашений мы получили повышение поступлений в бюджет: не через ужесточение налогового бремени, не через «кошмаривание» бизнеса, а именно путем сотрудничества и взаимной помощи. На один рубль, недополученный бюджетом из-за предоставления налоговых льгот предприятиям, мы получаем налоговую отдачу от 4 до 17 рублей в зависимости от отрасли: от нефтедобычи — больше, от сельского хозяйства — меньше, но отдача есть от всех.

Посмотрите официальные данные по итогам 2015 года: индекс промышленного производства в Иркутской области составил 103,1%, что превышает общероссийское значение на 6,4%. Объем инвестиций — больше 200 миллиардов рублей! И это во время кризиса, когда подавляющее число регионов снизили объемы промышленного производства. У нас одни из лучших показателей по стране.

С бизнесом нужно сотрудничать. И, возвращаясь к теме тарифов, с тем же Иркутскэнерго надо обсуждать баланс интересов: рост тарифов не даст ничего хорошего. А если уже пришлось идти на увеличение тарифов, то в этот момент надо договариваться с компанией о дополнительных мощностях — вводе новой подстанции или другого объекта инфраструктуры.

Мы уже три года живем в кризисе. Я с первого дня говорил, что у нас кризисное положение — можно говорить «сложная ситуация», но есть объективные показатели, которые свидетельствуют о том, что в стране — именно кризис. И в такой момент нельзя перегружать ни жителей, ни бюджет, ни предприятия. Нужен баланс.

Для того, чтобы система работала стабильно и регион не так остро чувствовал кризис, нам приходилось много работать. Это была командная работа.

Постоянный поиск баланса: где-то ты можешь льготировать, где-то — придержать тарифы, где-то — вложить дополнительные ресурсы для получения максимально быстрого эффекта. Это искусство возможного и невозможного, необходимого и достаточного. Баланс очень сложно установить. В том же Законодательном собрании сначала было очень сложно добиться понимания, но с новым составом сработались хорошо. Депутаты по предложению «Единой России» подготовили очень качественный «народный бюджет», мы стали более эффективно его использовать. В поселениях, деревнях появились тротуары, водокачки. Большую работу провели по программе «Чистая вода», по замене и реконструкции теплоисточников.

— Вы с теплотой вспоминаете команду, с которой работали в областном правительстве. Не возникает чувство ревности по отношению к тем, кто не ушел вслед за вами, а остался дальше работать с новым губернатором?
— Конечно, нет. Очень хорошо, что остались. Жаль, не все. Жаль, что ушла Лариса Забродская — это специалист высочайшего класса. Жаль, что потеряли министра по спорту и молодежной политике Павла Ростовцева. Работа таких людей в правительстве области — лучший индикатор развития. Ростовцев пришел, когда мы уже подошли к тому, чтобы развивать школу высоких достижений. Его потерять — это трагедия. За него нужно было держаться. Это не только мое мнение. Так говорят еще и профессионалы, которые связывали с ним собственную спортивную самореализацию.

В целом команда была сильная. Поэтому и результаты были: по строительству социальных объектов, дорог, по повышению зарплаты работникам бюджетной сферы.

— Но многие проекты были чрезмерно затратными. Те же садики, Байкальский тракт.
— Там, где была вся необходимая инфраструктура — инженерные сети, дороги — мы не превысили рекомендованный показатель по стоимости строительства детских садов. Удорожание было только в тех случаях, когда нам приходилось создавать инфраструктуру. Во многих населенных пунктах, где мы строили детские сады, нет канализации, водоснабжения и центрального отопления. Но мы обязаны вводить полностью благоустроенные социальные объекты. И мы это делали. Конечно, получалось дороже, чем строить в том же Иркутске или Братске. Кроме того, есть еще общие расходы: в каждом саду должен быть пищеблок, медицинский кабинет и другие необходимые помещения, на какое бы количество мест этот садик не был рассчитан. Поэтому себестоимость одного места в малокомплектных детских садах в отдаленных поселениях получается выше, чем в больших в крупных городах.

По Байкальскому тракту: это не просто реконструкция дороги, это прокладка всей городской инфраструктуры. Ведь теперь у людей в поселках, расположенных вдоль тракта, появляется возможность подключиться к городской канализации, водо- и теплоснабжению. Они же до сих пор были обречены на жизнь с выгребными ямами, от чего страдала экология – целые поселки без элементарной инфраструктуры! Кстати, это являлось источником загрязнения Ангары, теперь можно значительно снизить эту нагрузку. Мы планировали вести коммуникации до 42-го километра. Сейчас сделали до 12-го километра: не просто современную качественную дорогу, развязку, но и коммуникации — тепло, воду, подстанцию.

— Но по большому счету Байкальский тракт — это для дачников да жителей коттеджных поселков. А рядом Иркутск с его транспортными проблемами. Те ли приоритеты были выбраны?
— Когда мы строим Байкальский тракт и развязку, мы разгружаем улицы Советскую, Ядринцева, именно поэтому развязка такая большая. Сейчас она может несуразно смотреться, потому что Советская и Ядринцева еще не достроены. Но другого пути развиваться нет. Его все равно нужно пройти. Кроме того, проект был напрямую завязан с планами развития Иркутского аэропорта и освоения под жилое строительство новых земель. Сколько бы мы ни говорили о создании агломерации Иркутск — Ангарск, люди будут селиться на землях вдоль Байкальского тракта. А для того, чтобы при этом не пострадала экосистема Байкала и Ангары, нужно создать нормальные условия, обеспечить людей всеми городскими коммуникациями. Вот что дает прокладка сетей и реконструкция Байкальского тракта.

Теперь о приоритетах в дорожном строительстве. В 2014 году мы впервые вошли в федеральную целевую программу «Развитие Дальнего Востока и Байкальского региона». Это было непросто, до того ФЦП работала уже пять лет, и Иркутской области в ней не было. Нам пришлось догонять остальные регионы, жестко защищать свое право на получение федеральных средств. Как раз за счет этой программы проходит реконструкция Байкальского тракта и дороги Тайшет — Чуна — Братск. Там получается очень хорошая пропорция: федерация дает 60% средств, область — 40%. Программа целевая, городские дороги в нее не включишь.

Но, говоря о дорогах: мы приступили к реконструкции не только Байкальского тракта и Тайшет — Чуна — Братск, но еще и Красноярово — Небель, Таксимо — Бодайбо, Братск — Усть-Илимск. Плюс строительство сельских дорог. И впервые за всю новейшую историю Иркутской области приступили к ремонту дорог к садоводствам. Нас все ругали: перекопали, людям ездить не даете. Сейчас благодарят. Кстати, в 2015 году мы побили рекорд — ввели 53 километра дорог, такого с советских времен не было. Все проекты носили комплексный характер. Это не дороги ради дорог.

— С Байкальским трактом понятно: аэропорт, жилищное строительство, туризм и так далее. С дорогами на Братск, Усть-Илимск тоже все более-менее ясно. А вот Бодайбо. Не лучше ли такие территории осваивать вахтовым методом, без строительства избыточной инфраструктуры?
— Нет, не лучше. Бодайбо — это Сухой Лог, крупнейшее в стране золоторудное месторождение. Там работы на 50—70 лет. О Сухом Логе уже 30 лет говорят, а дело не сдвигается. Потому что в нем завязано много элементов. Нужны кадры — их должны готовить иркутские учебные заведения. Необходимы нормальные условия для жизни этих специалистов — значит, в Бодайбинском районе требуется строить школы, детские сады, объекты здравоохранения. Нужна инфраструктура, энергоснабжение.

Мы просчитали все элементы. Не секрет, что Бодайбинский район — энергодефицитный, какие новые предприятия, если нет электроэнергии? Мы договорились с компанией «Полюс-Золото» о том, чтобы они провели из западной Якутии высоковольтную линию электропередачи (ВЭЛ). Появилась возможность дальнейшей электрификации Бодайбинского района. Кроме того, эта энергия обеспечит первый этап освоения Сухого Лога. Потом нужно будет создавать собственную энергогенерацию, и здесь нам помогут углеводородные месторождения. Та же Иркутская нефтяная компания сможет вложиться в проект.

Это только один пример, на самом деле их много, и все они — комплексные. Те же ТОР (территории опережающего развития) в Усолье-Сибирском, Байкальске, программа по моногородам, крупные месторождения — Ковыктинское, Непское и другие.

— Какие проекты, процессы, происходящие сейчас в области, вызывают у вас тревогу?
— Необходимо поддерживать муниципалитеты. Помогать им через реализацию на их территориях инвестиционных проектов, выполнение федеральных целевых программ. Нужно строить дороги, школы. Это очень большая работа — построить 70 школ. Сложно, но возможно — мы знаем по опыту строительства садиков.

— А вы не сожалеете, что год назад не договорились о мировой с нашей бизнес-элитой, которая вложилась в политическую кампанию, чтобы вас убрать из губернаторов?
— Нельзя договариваться с бизнес-элитой: как только договорился — ты проиграл. Эти игрища, расторговывания могут привести к тактической победе, но стратегически ты проиграешь, потому что пойдет ущемление бюджетов — сначала муниципальных, потом областного. И уже не будет никакого развития, никакого роста бюджетных доходов. Это то, о чем я не сожалею. Если для победы нужно было играть в эти игры, то лучше не побеждать.

Беседовал Александр Петров

Автор фото — Илья Татарников