Герои неоконченной войны. Часть первая

25 лет назад, 15 февраля 1989 года, по Мосту дружбы из Афганистана уходили последние части советской 40-й армии. Этим эпизодом завершилась эпопея выполнения нашей десятилетней боевой задачи в этой воинственной ближневосточной республике. Мир в страну, вопреки изначальным планам, мы так и не принесли. Однако вопрос, зачем необходимо было ввязываться в дела чужой страны, перед участниками тех событий, кажется, совсем не стоит. Все они выполняли служебный долг за пределами отечества, и эту работу они делали на совесть. Из Афгана ветераны вынесли множество ценных уроков и важных знаний. Но не меньше осталось разочарований и обид.

«Мы пришли строить мирную жизнь»

Владимир Лавриков воевал с 1980 по 1983 год. Наш собеседник прибыл в Афган в начале 1980 года в качестве военного советника. Первый год Владимир работал на запуске кислородной станции в Шинданде. Установка была крайне важна для нашего военного контингента. Продукция завода требовалась для заправки самолетов шиндандского авиаполка. Большое количество кислорода требовалось для медицинских нужд, в особенности для реанимации раненых в боях солдат — на одного бойца в госпитале уходило до двух баллонов в сутки.

— Когда работа здесь была налажена, я ушел в автобатальон командиром автороты там же, в Шинданде, — вспоминает Владимир Лавриков. — Задача стояла конкретная: перевозить керосин в Кандагар, это 650 километров пути. Нас тогда и называли батальоном «наливников»: мы возили топливо, а вторая рота из Союза завозила на юг Афганистана боеприпасы. За один рейс мы поднимали до 150—170 тонн керосина.

Путь на Кандагар в то время был полон опасностей. Часто попадали под обстрел и транспорт, и люди в составе автоколонны. Бывало, что за один рейс подбивали шесть машин. Всего за два года руководства Владимиром Лавриковым авторота потеряла двоих солдат, а ранения получал каждый шестой-седьмой боец.

— Трудно оценить боевые качества афганских боевиков, — задумывается Владимир. — Мы порой с ребятами собирались и обсуждали, ставили себя на место противника. Мол, мы же везем керосин и как можно было массировано не сжечь всю нашу колонну? Один случай был, когда нас зажали в Кандагаре, подбили одну из автоцистерн и отсекли так машин пятнадцать. Пришлось машинам объезжать через магазин, большой, со стеклянной витриной. Мы очень удивились, что не застали там или даже в окрестностях никакой засады, которая добивала бы отделенные грузовики. И так было во многих ситуациях.

Особенно опасными участками для автоколонны были несколько километров сквозь ущелья и проход через так называемые «Аминовские дачи» — между нависающими сопками, где нетрудно было обустроить засаду. Много хлопот доставляли и последние 60 километров дороги, проходящей по провинции Кандагар. Там, вспоминает ветеран, все окрестные поселки лежали в развалинах, а по обочинам то и дело попадались сожженные машины. На молчаливых горных склонах и бескрайних степях витал дух незримой, скрытой тревоги.

— Когда подходили к Кандагару, я получал в охранение два БТРа или БМП, — рассказывает Владимир. — А всего, чтобы провести нашу колонну через провинцию, выделялось до 30 единиц бронетехники. Обычно два танка устанавливали на сопках, и еще пара вертолетов висела над нами. Когда проходили половину пути по Кандагару, доезжали до элеватора на разгрузку, часть бронетехники уходила в засаду на обратный путь, чтобы обезопасить путь. Вот так нас каждый раз заводили и выводили.

Владимир признает, что, несмотря на потери, со своей задачей ребята наливной роты справлялись успешно. Со временем такие поездки стали рутинными. Страх отошел, уступив место холодной сосредоточенности на обеспечении безопасности маршрута. Со временем Владимир стал замечать на трассе метки, оставляемые боевиками для «своих». Часто в ход пускали и зенитную пушку на командирском КамАЗе и запрашивали огонь артиллерии — пристреливали наиболее угрожающие точки в ущельях.

Сами солдаты автороты — неважно, новобранцы или дембеля — не отлынивали от реальной службы и в очередной рейс шли с большим удовольствием. По их собственному признанию, сидеть на базе и ходить в наряды было несоизмеримо тяжелее, чем крутить баранку на опасной дороге.

Но все же никуда не было деться от ежедневного стресса и постоянного ощущения опасности при движении по враждебной трассе. Поэтому по возвращении на базу из рейса бойцы и командиры отдыхали в меру своих возможностей.

— Особенно приятно было возвращаться из рейса и идти в баню — настоящую, построенную по всем правилам, — признается Владимир. — Ее мы обустроили в Шинданде своими силами еще в начале службы, когда я только работал на КДС. Там парилку такую мощную поставили, небольшой бассейн, где мы и отводили душу.

Экипажам «наливников» порой приходилось выезжать и на своеобразные спецзадания. Периодически автороте поступал приказ доставить топливо для вертолетов на одну труднодоступную точку и вернуться обратно. Обратный путь до базы представлялся не менее трудным, чем дорога на пункт заправки. Моджахеды пристально следили за передвижениями нашего транспорта и по мере возможностей пытались навредить нашим войскам. Часто путь, по которому изначально двигались машины, боевики минировали, из-за чего проложенный маршрут был непригодным для возвращения. А значит нужно было искать объезд.

— Помню, как в первый раз попал под обстрел, — делится воспоминаниями Владимир. — Это было в районе Кушки, где наши машины заправляли топливом через речку, не переходя границу, и потом возвращались в Герат. По пути началась пальба. Сперва даже не понял: «Как это можно, в людей стрелять?». А вообще, мы всегда ездили с незаряженными автоматами. И первыми, соответственно, никогда огонь не открывали. Потому что в опасной ситуации если только один выстрел прозвучит, то сразу начиналась перестрелка.

Владимир отмечает, что изначально мы совсем не собирались воевать с местными бандитами-моджахедами. Ведь после решения советского руководства оказать помощь афганскому правительству в Афганистан заходили в первую очередь различные советники, а не солдаты. Мы шли налаживать мирную жизнь в охваченной беспорядками стране, сползающей в гражданскую войну. Если проще — строить школы и больницы, налаживать промышленность и сельское хозяйство, повышать боевую выучку национальной армии и полиции. Одной из важнейших целей было пресечение чудовищных объемов наркотрафика, служившего серьезным источником доходов многих афганцев.

Совсем иные задачи изначально стояли и у советского воинского контингента, вводимого в Афганистан. Наши подразделения планировалось выставить гарнизонами в ключевых точках по стране исключительно в качестве подспорья для местных вооруженных сил. Однако мирные планы советских стратегов сорвались в первые месяцы — по нашим солдатам начали стрелять. И мы были вынуждены защищаться.

«Дружили с местными жителями. И додружили»

Для полковника Владимира Сидоренко, летчика военно-транспортной авиации, Афган не был первым военным конфликтом. Опытный пилот уже прошел боевые командировки в Анголе и Йемене, поэтому собеседник признается, что изначально понимал, на что шел. В Афган он попал еще в 1979 году, в первые дни ввода нашего воинского контингента, и десантировал первые наши подразделения ВДВ.

Тогда на переброску войск была задействована практически вся военно-транспортная авиация Советской армии. Афганские аэропорты прибытия едва справлялись с невообразимым воздушным трафиком.

— Задачи нам поставили где-то за два часа до вылета, — вспоминает Владимир. — Наш борт сел под Челябинском, мы заправились, и полетели. Самолеты с солдатами и военными грузами прибывали с мест загрузки на аэродромы Шинданда, Кандагара и многих других. Мы садились в аэропорту Баграм у Кабула. Огромное количество самолетов прибывало, мы шли в интервале две минуты. Самолеты после выгрузки взлетали между посадками других самолетов.

Однако вскоре летный аврал сменился планомерными служебными доставками необходимых припасов для наших войск. А в 1985 году Владимиру доверили руководство эскадрильей из восьми советских военных транспортников в Баграме переподчиненных на потребности армии Демократической республики Афганистан. За эти годы случалось перевозить и грузы совсем не военного назначения. Владимир вспоминает, что как-то раз его экипажу пришлось лететь в Кабул с 12-тонной торговой палаткой из Германии для наших нужд.

Первые годы войны стали для наших летчиков временем испытаний, набора опыта и борьбы за выживание. Каждый взлет и посадка на афганские аэродромы и авиабазы грозил попаданием зенитного снаряда, а значит и гибелью экипажа. Боевики обстреливали из ракет и места дислокации нашей авиации и стоянки самолетов.

Методом проб и ошибок удалось наладить достойную охрану авиабаз. А для защиты воздушных судов от ракетных атак боевиков советские оборонщики разработали и оснастили летающие в Афган самолеты специальными тепловыми ловушками. Они отлично себя показали на практике, сбивая «со следа» выпущенные моджахедами по самолету снаряды, в том числе самонаводящиеся. Это изобретение, как признается Владимир Сидоренко, в разы повышало безопасность полетов, сохранив не один десяток наших самолетов и жизней членов экипажей.

— Если сперва мы заходили в Афганистан, как на параде, то затем пришлось перестаиваться на военные условия, — объясняет Владимир Сидоренко. — До тех пор, пока не появились тепловые ловушки, каждая авиагруппа каждые полгода теряла по самолету. Соответственно, военные летчики только своим мастерством боролись за живучесть самолета и экипажа. Нам пришлось научиться быстро взлетать и садиться с резким снижением перед самой взлетно-посадочной полосой, чтобы не попасть в зону поражения переносных зенитно-ракетных комплексов и стрелкового оружия. Кроме того, за годы мы довели время разгрузки борта до шести минут, чтобы самолет долгое время не находился на одном месте и не становился мишенью для боевиков.

В месте базирования у наших солдат сложились очень теплые, дружеские отношения с местными жителями, в особенности с солдатами афганской армии. Гостеприимно приняли и обитатели поселка у аэродрома Баграм, где разместили Владимира Сидоренко вместе с сослуживцами и представителями самых разных родов войск, задействованных в Афгане на тот момент.

Наши армейцы отвечали селянам взаимностью. Из подручных материалов соорудили и открыли в поселке школу для местных ребятишек и кинозал для приобщения местных к цивилизованному досугу. А регулярные выступления советских музыкантов и артистов афганцы принимали с огромным восторгом. Самым ценным выражением их признательности были подаренные артистам цветы — крайне дефицитный товар в засушливых жарких степях.

— Нам попался очень инициативный замполит, который хотел разнообразить культурную составляющую нашей службы, а заодно улучшить быт местного населения, — делится впечатлениями Владимир Сидоренко. — Вот так мы наладили хорошие дружеские связи. И додружились… Во время одного из киносеансов в зал нам подкинули две гранаты, приказ на это одобрил один из местных главарей моджахедов. При взрыве погиб один из местных, еще человек десять посекло осколками. Паники не было, собрали раненых и аккуратно эвакуировали всех в медсанбат. Как мы потом узнали, на улице нас ждали двое автоматчиков, чтобы перестрелять выживших после взрыва, когда мы в панике начнем выбегать из зала. Они в итоге, к счастью, не открыли огонь — вероятно испугались, что в итоге убили своего и еще четверых ранили.

Несмотря на вековые традиции военного сопротивления десяткам иноземных завоевателей, афганцы, по мнению Владимира Сидоренко, в боевом отношении значительно уступали по уровню подготовки нашим бойцам. Потери моджахедов были значительно выше наших. Однако, при всех своих недостатках, боевики все же значительно потрепали наши силы, в том числе и советскую авиационную группировку. Владимир Сидоренко отмечает, что особенно досталось вертолетам. Эти боевые машины всегда находились в гуще событий, потому и сбивали их чаще.

Продолжение материала читайте здесь.

Андрей Щепин, IRK.ruФотографии из личного архива Андрея Жуковского